Дети вечного марта. Книга 1
Шрифт:
— Ни чем!
— Палач!
— Господин, муж мой, может быть, дадим ему подумать?
Шак ушел первым. Эд еще повалялся на травке, погрыз травинку, искоса наблюдая за девочками. Так и льнут к Сашке. А тот в книжку уткнулся. Гр-рамотей! Ну, да пусть его. Может, и правда чему научится.
Это я — со зла, — самокритично подумал Эд, — не иначе. Чего я вообще к нему привязываюсь? А того — кот, и все! Антагонизм.
Эд перевернулся на спину, раскинул руки, вприщур рассматривая небо. Глубоко, сине и безмерно. Так бы и лежал. Однако сам первый засуетился, первый
Он легко поднялся, будто взмыл и, не оборачиваясь, канул в лесу. Ни одна веточка не шелохнулась; и понесся, лаской проскальзывая в редкие просветы сплошной зеленки. Подпрыгнул, сорвал листок. Просто так — засиделся в телеге. Ноги, пританцовывая, несли сами.
Люблю бегать. Да, я — собака. С-с-собака! Р-раз — перескочил через высоченный пень. И дальше, дальше. Заорать бы сейчас, завыть от полноты жизни. Пусть пичуги со страху обгадятся, а наземные братья меньшие попрячутся. Но это, пожалуй, лишнее. Лесной-то народ попрячется, а войсковой? То-то, что — попрут на крик. Стезя у них такая. Услышал неуставной шум, топоры наголо, и вперед. К тому же, они недалеко, километр с небольшим. Справа. Рядом вода и дорога. Остановились в непосредственной близости от тракта. Зачем им в чащобу? В чащобе боязно. По опасному ничейному лесу только такие закоренелые как Эдвард Дайрен шляются.
А ведь когда-то он по этому тракту уже путешествовал. Теперь бы вспомнить рельеф и сообразить, с какой стороны лучше подбираться к кордону. Не выходить же к ним открыто. Я, мол, спросить только: не меня ли ловите? Парни, конечно, встанут на вытяжку, топоры — на плечо: "Рады стараться, Ваше, и т. д. — конечно, Вас!
Нет, торжественная встреча ему на фиг не нужна. Лучше вообще не встречаться. Лучше тихонечко, огородами, балочками… Он не погнушается и ножки замочить. Они на ручье остановились. Поблизости другой воды нет, только ручей, протекающий под скалой.
Скала — одинокий монолит. "Ухо" называется. Интересно, они знают, почему ее так назвали? Если знают, — плохо, — будут сидеть немтырями. Другое дело, если не знают. Тогда можно тихонько подкрасться, залезть наверх и оттуда слушать.
О близкой дороге напомнил, запах дегтя, затертого тележного дерева, человеческой толпы и пропотелой конской упряжи.
Тракт проложили в незапамятные времена. Эдварду когда-то попался географический атлас двухсотлетней давности. На нем тракт был отмечен, как основная магистраль, связывающая центральную провинцию с западным сателлитом.
Тьфу! Он отвлекся и чуть не упал в овраг. Кусты подступали к самому краю. Нога заскользила по гладкой причесанной вниз траве. Но удержался. Он бы и на монетке удержался. Этому в университетах не обучали. Жизнь заставила, освоить. Ловок, ловок, похвалил себя Эд и пошел вдоль обрыва. Врожденные способности, опять же. У других они тоже присутствуют. У каждого свои: у Шака, у девочек, у котяры нового. Ух, котяра!
Их предыдущий кот смотрел на Эдварда исключительно снизу вверх. Только рыкнешь — под Риком лужа. Девчонки его тут же хватают и, давай, жалеть. Затащат в шатер и всю ночь над парнем измываются. Доходило до того, что тот не всегда с утра мог на ноги подняться. Девочки с ним прощались — на весь лес ревели. На нового кота и орать-то боязно.
Ноги таки пришлось замочить. Вернее, сапоги. На дне оврага доцветала мелкая лужа. Эд перешел ее и осторожно полез на склон; вовремя заметил тонкую проволочку и дальше на посторонние мысли уже не отвлекался. Пост сел, не абы цветочки нюхать. Огородились. Эд свернул со звериной тропки и по зарослям добрался до хитро закрученной скалы. А там и на вершину вскарабкался, камешка не потревожив.
Скала называлась ухом не случайно. Если забиться на самом верху в косую расщелину и послушать, услышишь не только разговоры, которые у подножья разговаривают — гад морских подводные беседы.
Внизу возился один человек. Говорить с собой он или ленился, или не умел. Так что Эд на некоторое время остался в компании невнятных шорохов, и вполне внятных, сильно настораживающих запахов.
Воняло оружейной смазкой. Он мысленно присвистнул. Не обычная пехота пожаловала на трансконтинентальный шлях — герцогская гвардия. У обычных всего оружия — топоры да палицы. У герцогских — мечи, арбалеты, хитрые метательные звездочки и многозарядные пружинные рогатки, стреляющие свинцовыми шариками. Убить не убьет, но из строя на некоторое время вывести может. Еще герцогские гвардейцы использовали разнообразные приспособления для захвата живьем. Аркан из них самое простое. Короче, попадаться, не стоило. И какого, они сюда вообще нагрянули?
Эд скрипнул зубами. Когда вспоминал герцога, челюсти сводило само собой. Бесконтрольно. И бесполезно. И безвременно…
Так… надо остыть. Надо на время все забыть. Он — арлекин. Собака. На время? Возможно, навсегда. И не скрипи зубами! Не поможет.
— Господин Дайрен!
Эд вскинулся:
— Да, Ваша Ученость.
— Вы позволяете себе неслыханную роскошь — спать на моих лекциях. Но сегодня Вы переплюнули самого себя. Заснуть на зачете — это неслыханно.
— Я не спал, Ваша Ученость. Как Вы могли такое подумать! Я задумался.
— Над чем?
— Над Вашим последним вопросом.
— Кстати, напомните нам, о чем шла речь?
Заснул, конечно. Ну, виноват, был не прав. Однако сознаваться — дураков нет. Его Ученость господин Камибарам Мараведишь шибко зело въедлив и злопамятен. Не забудет. А пуще, не забудет, что студиозус не сумел выкрутиться. О чем биш там говорили, пока Эда не сморило? География? Нет. Политика… тьфу. О — культура! Еще бы знать чья.
На помощь пришел Таль, — ой, дружище, век тебе не забуду, — прошептал одно слово: Камишер.
— Культура пограничного княжества Камишер имеет крестьянские корни, — выпалил Эд. Камибарам пожевал сухими губами и нехотя кивнул:
— А не поясните ли Вы нам, что бы это могло означать?
На ум пришло спасительное: я учил, но запамятовал. Не раз прокатывало. Тут не прокатит. Сейчас Камибарам вцепится в него как клещ. Но Эд же невиноват, что вчера так все сложилось.
Старший Пелинор ушел с друзьями в кабачок "Под вязами", а младший предложил пробраться следом. Их с собой не брали. Кабачок служил местом сбора старшекурсников. Младших туда даже на порог не пускали.