Дети вечного марта. Книга 1

Огнева Вера Евгеньевна

— Какие слухи?

— Никто ничего толком не знает.

— Отлично.

— Почему? — вяло поинтересовался собеседник.

— У арлекинов кругом свои глаза и уши. Мне сообщили: две группы удалось задержать и уничтожить. С третьей, которая шла через Сквозняк — не ясно. Туда чистюков пустили. А с ними заранее ничего не угадаешь. Если и до них дошли слухи, о приближающихся войсках, сами могли слинять, не выполнив, задания.

— А зачем мы вообще их ловим?

— Кого?

— Арлекинов.

— Слушай, я тебя предупреждал, чтобы ты лишнего не спрашивал?

— Ну.

— Надеюсь,

ты язык не распускал?

— Нет.

— Смотри. Погоришь. Если на тебя падет хоть тень подозрения, я от тебя откажусь. И — предупреждаю — первый побегу доносить. У нас теперь только так. Иначе — Клир.

— А раньше?

— Раньше легче было. Правду сказать, раньше тут не служба была, а чистый мед. А бардак! Служи, где хочешь, как хочешь и с кем хочешь. Арлекины каждые пять лет на свои фесты собирались. Ну, подерутся по дороге, ну, гонки устроят, кто первым прибудет к герцогу. Никакого смертоубийства. Потом — месяц праздника. Все гуляли.

В голосе лейтенанта прорезались ностальгические нотки. Но собеседник свернул разговор на другое:

— Ты давно в гвардии?

— Лет тридцать. Тут что главное? Дисциплина. Приказ получил — выполни. Доложил, поощрение или нагоняй пережил — служи дальше. И чтобы никаких вопросов! При старом герцоге порядки, конечно, были другие. Мальчишек сирот собирали и отдельно учили. Гвардейцами становились с детства. Или кто в войске особо отличился.

— А сейчас?

— Сейчас, только по знакомству и личной рекомендации. Да еще подмасли всех. Но я тебе уже битый час толкую, вопросы не задавай. Мне — ладно. У кого, другого спросишь, враз тебя вычислят: кто ты, откуда, и как в гвардию проник. А заступиться некому будет, по тому, что и меня следом потянут.

— А если правду сказать?

— За нее как раз без головы и останешься. Ты думаешь, почему наши парни про оружейную смазку, да про Марголет тарахтят? Им, может, тоже охота об нового герцога языки почесать. Только они уже умные, а ты пока — круглый дурак. Если кто дознается, что ты моей двоюродной сестре не родной сын, а приемный — все загремим.

Снизу донеслось натужное сопение. Племянничек, похоже, собирался расплакаться. Совсем молодой, определил Эд. Ну и гвардия. Однако вооружены они очень даже серьезно, да и регулярные войска не за горами.

Дядька, цыкнув на племянника, продолжал:

— Раньше-то ясно все было, как на ладони. Теперь тайны кругом. Такие слухи ходят, что не знаешь, еще пожить, аль сразу помереть. Поговаривают, например, что восточные соседи собираются напасть на герцогство.

— Тогда почему мы на запад идем? — жалобно спросил племянник.

— На западе своя напасть: Камишер, — леший его потопчи, — вообще отделился.

— Как!?

— Каком кверху. Закрыли границы с той стороны, и все дела.

— А разве такое возможно?

— Взял я тебя на свою голову! Сидел бы ты в своей Таракановке, сапоги, как другие, тачал, нет — понесло, на белый свет посмотреть! В Камишер издревле через приграничные чащи перла всякая дрянь. Тамошние жители эту дрянь ловили, да на сторону продавали: то шкуру какую-нибудь необыкновенную, то клыки в три копья длинной, то чешуйки каждая с ладонь и светится радугой. За такую чешуйку при

старом герцоге марку давали.

— А сейчас?

— А сейчас просто отнимут и тебя вместе с ней загребут. Новый герцог объявил всю добычу государственным достоянием. Поймал, стало быть, страховидлу — тащи ее в казну.

— А они отказались?

— Ага. Герцогского легата за то, что много орал, в ловушку вместо приманки посадили. От дурак-то! Нашел, кого стращать. Камишерцев! Легата, значит, зверям скормили, а границу замостили палочником.

— Это что?

— Палки живые. На вид — простой сучок, а как наступишь, он тебя за ногу хвать. За ним ползает улита — слизняк. Он на палочнике живет. Тот держит, а этот подползает, и ну добычу облизывать. До кости.

— Чур, меня, чур!

— Тебя кто учил чуром ругаться?

— Никто. В деревне так говорили.

— Забудь! Чуров только нелюди-алларии почитают. У нас, у людей, свой бог — Светонос, который нас из вековой темноты вывел.

— Куда?

— Отвяжись! Иди вон на луг, палкой помаши. А то уже косятся, пригрел, говорят, мальчишку. Вали, давай! Работай!

Парнишка убежал. А у Эда пятки зачесались. Но не потому, что торопился донести слухи до товарищей. За границей человеческого, да и собачьего слуха, на пределе его необыкновенного чутья появился новый фактор. Да такой — самое время драпать. Еще очень далеко отсюда, но уже практически рядом — это как посмотреть — двигалось огромное, неповоротливое всеядное чудовище: регулярная армия герцога Ария.

Чтобы не наделать глупостей, Эд расслабился, растекся по камню, на котором сидел. Иначе заскрипит зубами, начнет трястись. Он за собой такие вещи знал и давным-давно научился с ними справляться. Другое дело, что он-то сидел, а они-то надвигались. И, как очень скоро стало понятно — широченной дугой. От такой облавы не больно-то уйдешь. От нее, попросту — некуда бежать. Разве, в Камишер. Если и вправду придется спасаться в том направлении, одна надежда — Сашка. Пусть котяра по нехоженым тропкам ведет.

Да какая на него может быть надежда! — спохватился Эд. Лопух! Он же границу пересекал только в установленном порядке. Пятки зудились совершенно нестерпимо. А внизу лейтенант и не думал идти, смотреть, как там его воинство.

Оставалось, сидеть и ждать ночи. Хорошо бы напрочь отключиться, а то заорет.

* * *

Дома его ждала убранная, светлая комната, к которой примыкал альков. За два, проведенных в университете года, Эд подзабыл, как оно прекрасно, побыть одному. Можно не напрягаться, можно позвонить и тебе все принесут. Не надо вскакивать в такую рань, что даже петухи еще спать не легли. Не надо трястись перед зачетом. Не трындит над ухом Ванька Пелинор. Не скребется у порога, мальчишка посыльный с запиской от очередной подружки. Последняя, кстати, была очень даже ничего. Эд сладко потянулся. Хотя это, наверное, не совсем нормально, если девушка раскрывает на ночь окно настежь, а потом орет под тобой благим матом. В первый раз он растерялся. Потом сообразил, так ее больше заводит. И что, что кошка? Зато горячая, гладкая и строптивая. К тому же все его фантазии выполняет даже не с полуслова, с единой мысли.