Дети вечного марта. Книга 2
Шрифт:
Поиграв немного с тишиной, герцог встал и, проникновенно, повел:
— Дети мои. Мои любимые подданные. Люди! Мы сегодня собрались здесь по страшному и скорбному поводу. Мы собрались наказать порок. Я скажу больше, мы сегодня должны будем наказать предательство. И все это в лице одного… нет, не человека. В лице молодого аллари. Мне трудно и больно это говорить. Он совершил чудовищное преступление, но мне его все равно жаль. С этого аллари должна была начаться новая история нашего герцогства. Мы пригласили его во дворец, чтобы приблизить
Но мы милостивы. Я бы скрыл от вас, мои подданные, свой позор, если бы ни страшная правда. Вчера вечером мне была доставлена почта из западных провинций. Каково же было мое удивление и ужас, когда я узнал, что именно этого кота уже больше полугода ищут по всему западу, обвиняя в убийстве и растлении. Закон есть закон! Кот, посягнувший на женщину из высшего общества должен быть оскоплен. Палач…
У Сани отяжелели ноги. Герцога слушали, затаив дыхание. Он вещал не только для ушей, но и для самых сокровенных уголков души. Слова падали и растворялись в человеческой массе, делая ее послушным мягким воском в руках бестера.
Его слушали много лет. Ему привыкли повиноваться. Он успел где лаской, где таской насадить новый божественный культ. Он был властью!
А кем был Саня? Оборванцем, возомнившим себя героем. Наслушался песен Диона и Камибарама. Они ухватились за него как за соломинку. И соломина поплыла, не представляя, что в первом же водовороте канет. И следа не останется.
Его сначала изувечат, а потом убьют. И никто, ни начальник караула, ни оживший Игор не в силах этому помешать. Сторонников слишком мало, а противников — целая площадь. Еще немого игры в слова и толпа растерзает ни в чем не виноватого кота. Его жалкого откровения никто не услышит!
За спиной раздался треск ломающихся досок и полузадушенный рев. Саня обернулся. Палач наполовину торчал из дыры в настиле и орал уже во весь голос. Мало того, что проломил доски, еще и застрял. Помогать ему никто не торопился. Караул и гвардейцы застыли, внимая герцогской речи. Палачу было больно. Он попытался опереться, но еще одна доска надломилась, не выдержав тяжести придворного ката. Несчастный ушел в настил по плечи.
— Эй, герцог, кого казним, преступника или палача? — заорал кто-то из толпы.
Арий воздел руки над головой. Холодный огонек пыхнул сильнее. Герцог возвысил голос:
— Смотрите на огонь! Всем смотреть на огонь!
Зря он так. Пока проникновенно вещал, перебирая пальцами холодное пламя, его слушали. Подсвеченный волшебным сиянием речитатив заворожил людей. Но стоило сбиться, как оцепенение прошло. Люди заволновались.
Повинуясь тихой команде своего капитана, на помощь
Торжественное выступление герцога было сорвано окончательно, когда палача принялись тащить из капкана. Он кричал и грязно ругался. Народ на площади испытавший нечто с родни попаданию из огня на лед, разразился истерическим хохотом. Толпа, которую только что пугали нашествием диких нелюдей, готовых насиловать жен и детей, покатывалась со смеху, инстинктивно радуясь, концу власти маленького тщедушного человека, в руке у которого еще светился умирающий волшебный огонек.
Попытка вытянуть ката наверх успеха не имела. Подмастерье сорвался с места, юркнул под край настила и вскоре подал оттуда голос.
— Не дергайте. У него нога застряла. Суйте его сюда.
Теперь ката всем табором запихивали в щель. На площади творилось уже что-то невероятное. Со смеху валились не только люди. Гвардейцы и егеря корчились, побросав оружие. Герцог трясся от гнева. Лицо сделалось белым, рот поехал в стороны. Он с размаху метнул свой огонек в сторону лобного места. Ручная молния плавно пошла над головами людей, но не долетев до края настила, лопнула с треском праздничной шутихи. На нее никто не обратил внимания.
Ката наконец удалось запихать под настил. Гвардейцы поглазели в дыру, пожали плечами и двинулись по местам. На эшафоте остался Саня, Игор в мантии клирника и четверо конвоиров.
Восстановить порядок и хоть как-то довести церемонию до казни герцог оказался бессилен.
Герцогиня, прикинув что-то, быстро подозвала троих из своего окружения, наклонилась к ним и отдала приказ. Арий крикнул, чтобы не смели выполнять. Герцогиня презрительно выпятила губу и велела ему заткнуться. Гвардейцы двинулись в сторону помоста. Их пропустили и стали ждать, что еще отмочат.
Один их гвардейцев вытащил набегу маленький изящный арбалет и быстро принялся накручивать ворот. Двое других расталкивали зевак.
— Стоять, — заорал Арий.
За первым арбалетом был взведен второй. Оба нацелились в сторону кота. Третий гвардеец выхватил из ножен короткий клинок, взбежал по ступенькам и начал отдавать приказания конвою и вернувшемуся к зрителям помощнику палача. Самого ката вытянуть на свет не удалось. Косноязычный подмастерье растолковал, что у того сломана нога.
— Сам казнить умеешь? — рявкнул над головой недомерка гвардеец.
— Умею.
— Кастрации не будет. Руби коту голову!
— Герцог отдал приказ…
— Я твоего герцога в гробу видел. Герцогиня приказала рубить голову.
В живот бедного подмастерья уперлась дага.
— Я щас… а плаха как же?… я щас… господин гвардеец, не губите. Герцог меня самого кастрирует.
Подмастерье не столько спешил, сколько суетился. Он поскользнулся, смешно замахал руками и упал на спину, умудрившись повалить при этом рослого гвардейца.