Дети войны. Народная книга памяти
Шрифт:
Козлов первым из партизанских командиров решил строить аэродром, чтобы связываться с Москвой. Привлек бывших летчиков, которые из плена сбежали к партизанам, и те подсказывали, какой длины должна быть взлетная полоса, что надо построить рядом. И построили этот аэродром – недалеко от острова Зыслов [21]
Выбрали сухое место, расчистили его от кустарника, от деревьев, выровняли грунт. Население местное привлекли. Работа большая была проведена… А рядом построили ложный аэродром. Самолет сделали фанерный. Немцы, когда узнали про партизанский воздушный мост с Большой землей, прилетали его бомбить.
21
Зыслов –
Самолеты прилетали по ночам. Иногда не успевали в ту же ночь улететь. Пока самолет разгружали, пока загружали, а ночи короткие! Тогда летчики оставались, а самолет откатывали в сторону и маскировали, и уже следующей ночью он улетал.
Рядом с аэродромом был госпиталь. Там землянки были, навесы. Я ходил читать газеты раненым. Раненых привозили издалека, потому что другого аэродрома у партизан не было в то время, только этот. И они ждали очереди, когда их отправят в тыл.
Первое время самолеты не садились, а сбрасывали контейнеры на парашютах. Случалось, ветер уносил их в сторону, в болото. И тогда ходили искать. Один такой контейнер как-то и я нашел, он был с медикаментами. Потом его лошадьми вытащили на тросах…
…Когда прилетал самолет, это был праздник для партизан. Из Москвы привозили оружие, взрывчатку – она была очень нужна, потому что шла подготовка к «рельсовой» войне. Медикаменты привозили, почту, газеты. Однажды привезли противотанковое ружье. Партизаны не знали, что это такое, не умели бороться с танками. Ну вот если танк на тебя идет? Если гранатой – так надо же подпустить его к себе поближе, и не всегда попадешь. А ПТР уже пробивало броню!.. При мне их испытывали, на березе.
Когда партизаны ждали самолеты, то костры выкладывали определенной формы, по договоренности с летчиками. Немцы, понятно, за нашими самолетами охотились. Тоже разжигали костры, на ложном аэродроме. Но какой формы они должны были быть, не знали!
Был такой случай: в 43 году на партизанский аэродром сел немецкий самолет. Летчики, их было трое, сдались. Понимали уже, видно, чем закончится эта война. И той же ночью за ними прилетел самолет, и их отправили за линию фронта. И самолет перегнали.
Когда партизаны ждали самолеты, костры выкладывали определенной формы, по договоренности с летчиками. Немцы, понятно, за нашими самолетами охотилась. Тоже разжигали костры на ложном аэродроме. Но какой формы они должны были быть, не знали!
…Пришло время, и меня с мамой самолетом отправили в Москву. Улетать я не хотел, мне было интересно у партизан. Но Василий Иванович настоял: «Тебе учиться надо!» Помню, когда перелетали линию фронта, по самолету с земли открыли огонь. Мама меня прижимала к себе. В наш самолет не попали, а тот, что летел следом, был пробит.
Я помогала пленным солдатам пробраться к партизанам
Зенько Валентина Михайловна, 1926 г. р
Валентина Зенько в 15-летнем возрасте была связной партизанского отряда Громова (бригада «Буревестник»). В настоящее время живет в Минске.
…Помню, как немцы вели наших военнопленных. Как скот гнали. Колонна за колонной. Там, у завода Мясникова (сейчас – Минский вагоноремонтный завод), был взгорок такой, а перед ним – яма. И тех, кто уже не мог идти, расстреливали и сталкивали в эту яму…
Нас было пятеро: три девчонки
22
Халявы – голенища.
Как отвлечется конвой, пленные солдаты – когда по двое, когда по трое – прыгали с платформы – и в кусты. И я отводила их к партизанам. Просила у соседей одежду, переодевала, потому что так нельзя было идти. Они уже знали, друг другу передавали, что есть девочка Валя, что она доведет.
Они верили мне.
…Пленных держали в концлагере под Минском, а сюда, на завод, привозили на работы большими группами. На заводе уже была подпольная группа. И мама знала их всех. На товарной станции со стороны улицы Железнодорожной ворота открывали. Там эти поезда делали маневры. А справа были кусты. Я в кустах тех сидела и ждала.
Как отвлечется конвой, пленные солдаты – когда по двое, когда по трое – прыгали с платформы – и в кусты. И я отводила их к партизанам. Просила у соседей одежду, переодевала, потому что так нельзя было идти. Соседи и кашу давали, сухари, чтобы покормить их. Я с ними в лесу ночевала или где-нибудь за деревней, чтобы безопасно было. Они уже знали, друг другу передавали, что есть девочка Валя, что она доведет. Они верили мне. А потом фрицы заметили, что много пленных пропадает, и поставили охрану. И я уже больше не водила пленных.
…Когда ходила на задание в город, брала скакалку и прыгала. А сама все подмечала. Потом как-то подумала: а как меня за эту скакалку возьмут и подвесят! Так страшно стало. И я уже больше скакалку не брала.
Чаще всего в Минск ходила. Сахарин покупала, медикаменты – стрептоцид, бинты, йод – все, что можно было достать. Возьмешь кусочек мяса килограмма на три за плечи, продашь и купишь что надо. Еще партизаны просили махорку. Соль была в большом дефиците.
Однажды на посту немцу нагрубила. Они что любили? Дай ему пару яичек, курочки поесть. Я протягиваю ему яйца, а он говорит: «Кляйне!» (Маленькие.) Я: «Чтоб тебя разорвало, курочка такие снесла!» А немец снимает с плеча винтовку и уже хотел стрелять, но тут немецкая машина подъехала, и он на нее отвлекся. Они на посту и немцев тоже проверяли. Я испугалась: «Простите, пан, это шутка!» Он меня матом в ответ. Но уже стрелять, видно, расхотел. Вот ведь как, оказывается, понимал по-русски!
Партизанский парад победы
Калинкович Леонид Николаевич, 1925 г. р
Воевал в 259-м партизанском отряде (8-я Рогачевская партизанская бригада), участник партизанского парада в Минске 16 июля 1944 года. Живет в Минске.
5 июля из Центрального штаба партизанского движения была разослана радиограмма о подтягивании к Минску партизанских отрядов и бригад. Мы шли форсированным маршем. Без сна и без долгих привалов. Дошли до Березины. У меня к этому времени мои партизанские ботинки за год партизанщины развалились. Я их за шнурок раскрутил и бросил в Березину… У деревни заметил группу пленных немцев. Подхожу к одному, показываю на ботинки: «Цвай унд фирцих?» (Сорок второй?) – «Найн». К другому – молодой парень: «Цвай унд фирцих?» – «Яя!» Он садится, разувается, я ботинки на босу ногу надел и пошел дальше.