Дети железной дороги
Шрифт:
В самом деле, Питер, год или два назад учинил это злодеяние.
– Но ведь, если честно, то ты его допекла своими разговорами про уголь и про все это… Пусть лучше каждый из вас признает свою неправоту и простит другому обиды, – предложила Бобби.
– Если Питер готов, то и я готова, – согласилась Филлис.
– Хорошо, я удовлетворен. Вот, Филлис, возьми мой платок, я вижу, свой ты, как всегда, посеяла. И как это ты ухитряешься постоянно все терять?
– Сам же у меня взял платок и подвязал им дверцу в крольчатнике! – с возмущением выпалила Филлис. – Помнишь,
– Хорошо! – успокаивающим тоном проговорил Питер. – Вы правы, и пойдемте на станцию.
Они пришли на станцию и весело провели там два часа в обществе носильщика. Носильщик был человек покладистый и терпеливо отвечал на их бесконечные «почему», от которых «светские» люди так быстро уставали.
От него дети узнали много такого, о чем прежде понятия не имели, например, что штуки, при помощи которых сцепляются вагоны, называются муфтами, а трубки над муфтами, похожие на больших змей, существуют для того, чтобы останавливать поезд.
– Вот поезд мчится, а если дернуть за эту трубку, то он вздрогнет и остановится как вкопанный. А вы видели в вагонах такой кран, над которым написано, что если вы неправильно будете им пользоваться, то вас оштрафуют? Вот если вы им воспользуетесь неправильно, то поезд тоже остановится.
– А если правильно воспользовался?
– Все равно остановится. Но правильно, это только если вас убивают. Была одна старушка, над ней пошутили, сказали, что если сорвать этот кран, то откроется комната отдыха. И она воспользовалась им неправильно, потому что никакой угрозы ее жизни не было, а просто она была голодна. И вот когда поезд остановился и в вагон зашел полицейский, чтобы выяснить, по чьей вине все произошло, старушка подходит к нему и говорит: «Принесите мне крепкого портера и губку для мытья». В общем, из-за этого поезд опоздал на семь минут.
– А что ей ответил полицейский?
– Не знаю… Тут уж было не до того, чтобы помнить.
За этими увлекательными разговорами время промелькнуло незаметно. Хозяин станции дважды выходил из своей уютной комнаты, которая помещалась справа от отверстий с билетными кассами. Он присоединялся к общей беседе и веселился вместе со всеми.
– Как будто бы он нас и не засек тогда с углем, – шепнула на ухо сестре Филлис.
Хозяин угостил их апельсином и пообещал показать сигнальную коробку – в какой-нибудь из дней, когда он будет не очень занят.
Несколько поездов прошли мимо, не останавливаясь, и Питер заметил впервые, что у поездов, как у кэбов, тоже есть номера.
– Один мальчик, – припомнил носильщик, – утащил из оптового магазина зеленую тетрадь с серебряными уголками специально для того, чтобы записывать в ней номера поездов.
Питер тоже изъявил желание
379
663…
Он почувствовал, что это будет очень интересно – коллекционировать номера поездов.
Вечером во время чаепития он спросил у мамы, нет ли дома тетради в зеленом кожаном переплете с серебряными уголками. Мама сказал, что у нее нет такой тетради. Но узнав, зачем сыну понадобилась тетрадь, дала ему черную записную книжку.
– Отсюда несколько страниц вырвано, но все равно здесь поместится много номеров. А когда ты ее всю испишешь, я дам тебе другую. Я очень рада, что ты полюбил железную дорогу. Но только прошу тебя: ни в коем случае не ходи по шпалам.
– Ну, а когда поезд идет навстречу, но он еще очень далеко? – в голосе мальчика прозвучало почти отчаяние.
– Нет, нельзя выходить на пути.
– Мама, – спросила тогда Филлис, – а когда ты была маленькая, ты никогда не выходила на пути?
Поскольку мама была честной и правдивой, она ответила: «Да, было дело».
– Да, однажды я выбежала навстречу поезду… Но, дети, вы же знаете, как я люблю вас. А если вас покалечит, что я тогда буду делать?
– Значит, ты любишь нас больше, чем бабушка любила тебя? – допытывалась Филлис.
Бобби делала сестре знаки, чтобы та замолчала, но Филлис то ли не замечала их, то ли не придавала им значения.
Мама долго не отвечала. Она встала, пошла налить воду в чайник и, только вернувшись, сказала:
– Никто на свете никого так не любил, как любила меня моя мама.
Потом мама успокоилась, и Бобби под столом толкнула ногой младшую сестру. Старшая девочка поняла, что маму успокоили воспоминания о детстве, о той поре, когда она была маленькой и когда для бабушки, для ее мамы, весь мир заключался в ней одной.
Это понятно и естественно, что дети, чуть что не так, сразу бегут к маме, даже если они давно вышли из детского возраста. А когда становится не к кому бежать, от этого бывает очень грустно.
Филлис удивилась, когда Бобби толкнула ее ногой.
– Ты почему меня толкаешь, Боб?
И тогда мама слегка усмехнулась, вздохнула и сказала:
– Хорошо. Только я должна быть уверена, что вы точно знаете, на какой путь какой поезд приходит. И не выходите на рельсы близко от туннеля или там, где пути скрещиваются.
– Поезда, – начал рассуждать Питер, – они как повозки на улице – держатся левой стороны. Так что если встать справа, то видно, как они идут.
– Ну хорошо, – сказала мама.
Вас, может быть, удивило то, что она сказала «хорошо», вам кажется, что ей не следовало так быстро уступать. Но ведь мама вспомнила то время, когда сама была маленькой, и она сказала это, и ни ее дети, ни вы, дорогие читатели, и никакие другие дети не смогут оценить в полной мере, чего ей это стоило. Лишь очень немногие из вас, такие, как Бобби, смогли бы отчасти ее понять.