Дети железной дороги
Шрифт:
– Мы узнали, что у него день рождения, – сказала Бобби, – и у нас для него подарки. Они там, за дверью, в коляске.
Миссис Перкс распаковывала подарки, то и дело вздыхая. Все было завернуто в несколько слоев бумаги и повязано лентами. Она напугала детей, когда вдруг, упав на деревянный стул, принялась громко рыдать.
– Не надо! Не надо плакать! – заговорили ребята наперебой.
А Питер, как самый рассудительный, сказал:
– Вам, наверное, что-то из этого не понравилось. Не плачьте – мы это заберем назад.
Женщина продолжала плакать. Младшие Перксы, вымытые дочиста,
– Вам не нравится? – переспросил Питер, а его сестры подошли и стали нежно гладить миссис Перкс по плечам и спине.
Женщина перестала плакать так же внезапно, как начала.
– Нет, что вы! Мне все очень нравится. Это же он первый раз в жизни так отмечает свой день рождения. Его и в детстве никогда никто не поздравлял. Он воспитывался у дяди, а тот был торговец кукурузными початками – сам выращивал и сам продавал. Потом он разорился… Мне все, все тут нравится!
Потом миссис Перкс стала рассказывать детям разные истории, но я не буду их пересказывать, потому что Бобби, Питер и Филлис не похвалили бы меня за это. От бесконечных восторгов женщины у детей горели уши и пылали щеки. Им стыдно было принимать такие, как им казалось, незаслуженные похвалы.
Наконец, Питер сказал:
– Если вы будете нас так захваливать, мы обидимся и уйдем. А нам хотелось бы остаться и посмотреть, как Перкс тоже обрадуется… Но если вы не перестанете, нам придется уйти!
– Хорошо, я не пророню больше ни слова, – весело улыбаясь, сказала женщина. – Но я же не могу перестать думать. А думать я буду все равно так же…
– Тарелка для булочек у вас найдется? – решительно спросила Бобби, чтобы переменить тему разговора.
Миссис Перкс принялась поспешно накрывать на стол. Булочки, мед, крыжовник – все было разложено по тарелкам, а розы стояли в кувшинчиках из-под варенья. Стол получился, по выражению миссис Перкс, как у принцев.
– Ведь это надо же! Он хоть сказал про день рождения, но я думала, что поставлю цветочки на стол, и посидим с детишками и с кошкой. Я все, что у меня было накоплено, потратила на его любимый табак. Купила целую унцию* [25] . Но я-то думала, что перенесем празднование на воскресный день. А это… Глядите-ка, вот и он уже тут.
25
* Унция – английская мера веса, равная 31,1 гр.
Скрипнула дверь, и на пороге маленькой комнаты показался хозяин.
– Послушайте, – прошептала Бобби, – мы сейчас спрячемся в кухне, а вы ему скажете. Или нет. Вы сначала подарите ему табак, он же его так любит, а потом уже расскажите, что мы пришли в гости. А потом мы выйдем и хором его поздравим.
План был замечательный, но наделе вышло не совсем так, как было задумало. Дети успели добежать только до ванной комнаты, и им пришлось сперва затолкнуть туда шумную малышню – детишек Перксов. Дверь запереть не удалось по той причине, что ванная комнатка была слишком тесной для детей из «Трех Труб», детей Перксов,
– Здорово, старуха! – донесся до них голос Перкса. – Красиво ты все убрала, ничего не скажешь.
– А как же! Сегодня же твой день рождения, Берт. И вот тут целая унция того, что ты особенно любишь. Я еще в воскресенье за ним сходила, когда ты мне напомнил про это…
– Старушка моя! Девочка моя милая! – после этих слов послышался звук поцелуя.
– Постой!.. А что это за коляска? И свертки? А сладости откуда ты добыла?
Что отвечала миссис Перкс, детям не довелось услышать, потому что в этот момент Бобби схватилась за карман своего платья и в ужасе всплеснула руками:
– Какие же мы растяпы! – прошептала она. – Мы забыли приклеить ярлычки к подаркам. Так же не делают! Подарки не дарят от всех – надо, чтобы каждый подарок был от кого-то одного, и потом тут не только наше, а и от людей.
– Тише! – приказал ей Питер.
И тут услышали голос Перкса, сердитый и громкий.
– А что же делать? Они ведь пришли поздравить… – растерянно бормотала хозяйка.
– Так вот это кто! – уже мягче проговорил Перкс. – Это наши друзья, дети из «Трех Труб»! – Я уж подумал, – продолжал он, – что, может быть, ангел небесный нам все это послал. Мы ведь весь год не делали плохого и ничего особенно для себя не требовали.
И вдруг его голос опять приобрел сердитый оттенок.
– А вообще, что это такое? Мы скромные люди, Нелл. Живем не хуже других, всего нам хватает. С какой стати вся эта ненужная благотворительность? Неужели тебя это не оскорбляет, Нелл?
– Тише, прошу тебя! Они там, в ванной комнате, они могут все услышать, что ты говоришь!
– А мне и надо, чтобы они слышали, – кричал рассерженный Перкс. – Я им уже говорил раньше, и теперь еще раз скажу!
С этими словами он подошел к ванной комнате и, взявшись за ручки двух створок, открыл комнату настежь, представ перед сбившимися в испуге детьми.
– Выходите все! Выходите и рассказывайте, с чего вы все это устроили. Я что, жаловался вам на нужду, выпрашивал милостыню?
– Я думала, что вы обрадуетесь! – со слезами в голосе воскликнула Филлис. – Я теперь вообще никогда никому не буду делать добро. И это из-за вас!
– Мы это из самых лучших побуждений, поверьте, – растерянно пробормотал Питер.
– Вот именно, благими намерениями выстлана дорога знаете куда?
– Но ведь так надо делать – дарить! Мы всегда друг другу дарим подарки на дни рождения.
– Родственникам дарят, это правильно. А чужим людям – с какой стати?
– Нет, – спорила Бобби, – нам и слуги дарили на дни рождения, когда мы жили в нашем старом доме. И мы дарили слугам. А когда был мой день рождения, мама мне подарила свою любимую брошку в форме лютика, а миссис Вайни отдала два своих любимых стеклянных горшочка. И никому не пришло в голову сказать, что она занималась благотворительностью.
– Вот и мне подарили бы два стеклянных горшочка, я бы только радовался. А это что? Нанесли сюда кучу всего!