Детонатор

Селюхов Андрей Адольфович

Двадцать второе приходит не зря.

Самый короткий зимний денек.

Голову в плечи вобрав, паренек

С хрустом ступает, тропинку кладя,

Имя любимой дивчины твердя.

Низкое солнце горит в небесах,

И нипочем ему иней в усах.

Мыслью о встрече парень ведом,

Сказочный в елях привиделся дом.

Быстрым оленем по склону бежит,

От предвкушения тело дрожит.

Крыша под снегом и снег под окном,

Нет в этом доме мужчины давно.

Красным

рубином пылает закат,

Самою длинною ночью распят.

Скрипнули двери, открыта изба,

Двое обнялись – и это судьба.

 Входя в помещение, одни восклицают: «Кого я вижу!», другие: «А вот и я!»

Илья Каров родился в Свердловске и до восемнадцати лет жил там с мамой в маленькой квартирке. После ухода отца сын стал единственным объектом любви и заботы женщины. На себя у нее не хватало ни времени, ни желания. Она работала на двух работах: днем нянечкой в детском садике, а вечером уборщицей в больнице, но денег хватало только на скромную еду и простую одежду. Ее руки огрубели от тяжелой и грязной работы, а некогда красивое лицо поблекло, превратившись в тусклую маску. Ее облик напоминал дорогую старинную картину, по ошибке повешенную в дальний зал галереи, припавшую пылью, не оцененную по достоинству и убранную затем в запасники.

Глядя на маму, Илья часто думал: «Может, если бы ей повезло встретиться с человеком, который разглядел бы эту красоту и нежной заботой заставил заблестеть замутненные горечью жизни глаза, то и у меня все сложилось бы по-другому. И почему я родился похожим на бросившего нас отца? С плоским лицом, широко расставленными глазами и курносым носом я вызываю лишь насмешки, а не восхищение красавиц. Да и некрасавиц тоже».

Но когда к нему в школу на выпускной бал пришла мама, в кои-то веки сделав прическу и макияж, он, как и все окружающие, был поражен. Мамино платье было старомодным, а туфли изрядно поношенными, но школьные красавицы не шли с ней ни в какое сравнение. На балу мама пользовалась потрясающим успехом не только у взрослых, но даже у выпускников. Она танцевала и с ними, и с сыном. И пусть он выглядел нелепо в бордовом костюме и коричневых ботинках, но был невообразимо горд тем, что с ним танцевала самая красивая женщина бала и она его мама. Именно тогда Илья дал себе слово, что спустя время, а оно обязательно придет, рядом с ним будут только самые лучшие женщины. А мама будет гордиться своим сыном.

Заканчивая десятый, он понял, что с его серой внешностью и дурным характером пробиться наверх можно, скорее используя слабости людей, а не свою силу. Будучи зубрилой, он с отличием окончил школу и выбрал столичный институт с военной кафедрой.

В Московский медицинский институт имени Сеченова Илья поступил без труда благодаря золотой медали, усидчивости и целеустремленности. Через год Каров стал старостой курса, потеснив отслужившего в армии недотепу, а вскоре стал и секретарем комсомольской организации факультета. Жил в общежитии, что позволяло экономить, но денег все равно не хватало. А их хотелось нестерпимо! Выручали летние стройотряды. В то время, когда студенты тратили заработанные деньги на увеселения, вчерашний провинциал покупал одежду, привезенную иностранными студентами, потому что понял – правильный выбор стиля скрасит его неказистость. Правда, покупал он не совсем у иностранцев, а у командира студенческого оперотряда после проведения рейдов по борьбе со спекуляцией. Заказывал, что требуется, и тот за пол цены отдавал комсоргу конфискованное у заморских спекулянтов. Фамилия у парня была какая-то скользкая… – Глыздин, а внешность еще более уродливая, чем у Ильи. Но он был ему чем-то даже симпатичен.

Пресс-атташе заявил: «Личность преступника в интересах следствия не установлена»

За такую услугу Илья закрывал глаза на пьяные кутежи Глыздина, благо председателем студенческого совета был его приятель Вадим Анишин. Последний регулярно пропускал лекции, но сибиряк, как староста курса и комсорг факультета, прикрывал его. Вот такие были

у него друзья.

Больше денег Карова возбуждала власть, которую не купишь за деньги. В достижении цели ему очень мешал преподаватель, считающий его зубрилой и человеком для медицины лишним и вредоносным и не желающий ставить ему пятерку по научному коммунизму. Кто знает, как бы решился этот спор, если бы однажды он не подслушал, как этот преподаватель в присутствии коллег называл студента Карова карьеристом и подхалимом. Этот случай подтолкнул Илью к решительным действиям. Зная о слабостях своего врага, он и решил на них сыграть.

Среди студенток ходили слухи, что преподаватель любил принимать экзамены на дому. Карова мало беспокоило, что некоторые девушки получали свои пятерки через постель. Купив коньяк, лимон и «Краковскую» колбасу, он пригласил в комнату Глыздина и Анишина, налил по первой рюмке и открыл «закрытое заседание Тройки».

– Саня, – обратился к Глыздину, – ко мне поступил сигнал от одной студентки о домогательствах преподавателя кафедры марксизма-ленинизма. Он поставил условие: или она ему дает, или получает пару. Необходимо этого сатира вывести на чистую воду!

– Иногда я жалею, что не девка!.. – хихихнул Вадим, закусывая коньяк колбасой.

– А что за девчонка? Кто ее знает? – отставив рюмку, спросил Глыздин.

– Даже я ее пока не знаю. И она тоже. С этого и начнем. С поиска подсадной утки, – ответил Каров.

– А препод – это наш идейный перец, что тебя по мумунизму жарит? Что ты задумал, Илья? – и Александр наконец выпил рюмку, которую неоднократно поднимал и снова ставил, мучая коньяк.

– Начал с меня и до вас доберется. Он же у нас – типа Радищева.

– Ага! Если бы не его вездесущий «конец»! – заржал Анишин и, салютуя рюмкой, добавил: – Я только «за»! Что делать? Говори, командир.

– Нужно подобрать девчонку, готовую на укрощение «строптивого». За услугу мы поможем ей получить место в общаге. А ты, Саня, разведай адресок гнездышка, где наш «правдолюб» экзамены принимает. Адрес прописки у нас есть. Только сделай это сам, никого из своих архаровцев не привлекай. Так надо.

– Сделаем все, как говоришь.

– Ну а теперь, если официальная часть закончилась, пора и «боевых подруг» звать? Я прикормил тряпками парочку виртуозок, – предложил Глыздин и плотоядно облизнулся, как кот в предвкушении мыши. – Классные самки, так работают – обалдеете.

Почувствовав, что соратники теряют интерес к нему и делу, Илья встал и достаточно резко произнес:

– Вот с них и начните. Меня это не особо привлекает. До сессии осталось две недели. Работаем четко и быстро. Главное – про нашу беседу ни слова! – Так и не притронувшись к коньяку, он сурово взглянул на своих верных, но недалеких партнеров по заговору и тихо добавил: – Если подведете – уничтожу!

Все вышло как нельзя лучше. Студентка, остро нуждающаяся в жилье и хорошей оценке по истории партии, согласилась стать медовой ловушкой. Анишин вычислил «гнездышко», где двоечницы зарабатывали пятерки. Каров, зная время «сдачи экзамена», пригласил в «члены экзаменационной комиссии» жену правдолюбца.

На следующий день «сатир» появился в институте с расцарапанным лицом и синяком под глазом. Каров, как секретарь комитета комсомола факультета, был вынужден разбирать поведение девушки, ставшей жертвой сластолюбца. И хоть не она инициировала произошедшее, это ее не оправдывало. Подобное поведение порочило звание комсомолки, поэтому вопрос о выговоре с занесением в личную карточку поставили на голосование. Против сатира выступил присутствующий на заседании бюро член парткома института.

О проделках «правдолюбца» на следующий день стало известно всему институту. А так как девушка не достигла восемнадцатилетнего возраста и на заседании партийного комитета института сказала, что к ней было применено насилие, против преподавателя возбудили уголовное дело. Естественно, его исключили из партии, автоматически уволили из института и передали в руки правосудия. На суде ему дали семь лет, а Илья Каров не преминул обличить его от лица общественности, заявив, что моральному уроду нет места среди советских людей.