Детские странствия
Шрифт:
Инспектор Алексей Петрович, преподававший русский язык и физику, предметы, по которым мы получали только четверки и пятерки, глядя в классный журнал, качал головой, а потом спрашивал нас:
– Все еще никак не можете разобраться в «снебесдращите»?
– Разобрались уже, - отвечали мы.
– А если разобрались, так почему же так упорно держитесь за вожжи тройки?
Отец Владимир, выставляя нам тройки с длинными вожжами, каждый раз говорил:
«Вам, балаболкам, тянуться у меня и тянуться».
И как только
– Ну, Васька, вознесехомся на небеси чердачные?
– спрашивал меня Потапов, когда все, одурев от зубрежки, замертво валились на свои матрацы.
– Вознесехомся, Васька, - отвечал я, вытаскивая из-под матраца Майн Рида или Жюля Верна.
Только забравшись с лампой на чердак, и забывали мы о законе божьем и церковнославянском языке.
Между тем наступила уже зима, на чердаке мороз пробирал нас до костей. Мы подкладывали под себя ватные пиджаки, укутывались одеялами, и все-таки, прежде чем перевернуть страницу книги, надо было долго отогревать у лампы окоченевшие пальцы.
Но вот приходим мы однажды в чайную обменять книги; Мария Степановна и Степан Иванович встречают нас, как всегда, приветливо, только за перегородку, где стоят книжные шкафы, не пускают и говорят:
– Вам, милые Васеньки, больше не велено давать книг.
Мы думали, что вышло запрещение всем ученикам читать книги, но оказалось, что не всем, а только нам двоим. Домна нажаловалась на нас Удаву: Васьки, мол, с лампой на чердак по ночам таскаются книжки читать, керосин зря изводят, а начитавшись, без ума становятся - во сне невесть что кричат, ребят пугают, спать никому не дают; ребята в сени их выволакивают на матрацах. А наш Удав не такой был, чтобы с учениками разговаривать. Раз так, без ума становятся, не давать им больше книг!
Поглядели мы издали на книжные шкафы и вздохнули горько - не видать нам их больше. Мария Степановна и Степан Иванович тоже стояли опечаленные: мы были их любимыми читателями.
– Больше, чем вы да вот Ванечка, никто в Пудоже не читает, - говорили они.
Они даже чаем с баранками поили нас за то, что мы много читаем. И вдруг такая беда: любимые читатели без ума стали - и будто бы от книг!
Выйдя из чайной, мы остановились посреди площади в горестном раздумье: как нам теперь жить без книг?
– Жаловаться надо, - вдруг решительно сказал Потапов.
На кого жаловаться? На Удава? Мне и в голову не приходило, что на Удава можно жаловаться. Какие на него могут быть жалобы,
– Так ведь он начальник, - сказал я.
– Ну и что из того, что начальник?
– сказал Потапов.
– А кто старше: надзиратель или инспектор?
Надзиратель по своей службе у воинского начальника носил офицерские погоны, а у инспектора погонов не было, и поэтому мне трудно было ответить на этот вопрос. Но все-таки, подумав, я ответил, что инспектор будет постарше.
– То-то!
– сказал Потапов.
– Вот инспектору и пожалуемся. Чего нам бояться?
Но жаловаться инспектору нам не пришлось. На другой день Алексей Петрович сам заговорил с нами.
Если ученик отвечал ему на уроке слово в слово по учебнику, он обычно, поглядывая на нас с Потаповым, спрашивал:
– Может быть, кто-нибудь хочет ответить своими словами?
– На этот раз вызвался отвечать я. Похвалив меня за ответ, Алексей Петрович сказал:
– А говорят, что чтение оказывает на вас вредное действие. С индейцами будто воюете по ночам.
Ребята, жившие с нами в общежитии, стали кричать:
– Они, Алексей Петрович, со всеми подряд воюют – и с индейцами и с бледнолицыми!
– Как ночь, так Васьки путешествуют и по воде и по суше!
– Васькам снится, что крокодилы пооткусывали им головы!
Алексей Петрович весело поглядывал на нас, а потом сказал:
– Ну, раз крокодилы пооткусывали вам головы, придется мне вас, голубчики, посадить на книжную диету.
И он нам «прописал диету». В библиотеке при чайной снова стали выдавать нам книги, но не любую, какая нам понравится с виду, а по списку, составленному инспектором, и только по одной книге в неделю.
Первое время мы от этой диеты очень страдали - книжки выдавали нам тоненькие.
Ребята говорили Алексею Петровичу:
– Васьки наши совсем отощали - никак к книжной диете не привыкнут.
– Ничего! Лишь бы они к отцу протоиерею привыкли!
– смеялся Алексей Петрович.
На уроках закона божьего нам по-прежнему не везло. Когда законоучитель задавал вопрос всему классу, надо было поднять руку и молчать, пока он сам не вызовет того, кого захочет. А Потапов не мог удержаться, чтобы не вскочить:
– Я знаю, отец протоиерей!
И я, по привычке, усвоенной в волостном училище, тоже вскакивал. А отец Владимир не выносил, когда ученик вскакивал без его вызова.
– Марш в угол, якалки!
– кричал он нам.
И мы вместе шли в угол и стояли в углу рядышком в ожидании, что скоро кто-нибудь, отвечая урок, запнется. В таких случаях отец Владимир прежде всего обращался к одному из стоящих в углу якалок:
– Ну ты, якалка, отвечай дальше!
Горе было якалке, если он тоже запнется на каком-нибудь слове: верный кол в журнале. Но, если якалка отвечал хорошо, батюшка говорил ему: