Детство и юность Катрин Шаррон
Шрифт:
А Орельен, перестав дурачиться, предложил:
— Пусть остаются здесь: надо рассказать им, в чем дело.
— Рассказать им?! — воскликнула ошеломленная Катрин. Орельен нагнулся к девочкам.
— Слушайте меня внимательно, — сказал он.
Клотильда и Туанон думали, что он снова начнет показывать им что-то смешное, и были весьма разочарованы его серьезным видом.
— Слушайте меня внимательно, девочки, — повторил Орельен. — Вы ведь всегда ласковы с вашим папой, верно?
—
— Угу, — повторила, как эхо, Туанон.
— Так вот: надо быть с ним еще ласковее. У вашего папы большое горе. Он очень обрадуется, если вы будете его целовать, когда он возвращается с работы; если будете называть его «папочкой»; если скажете, что не хотите с ним расставаться.
Все глядели на девочек. Туанон, по-видимому, находила все это очень смешным, но Клотильда беспокойно озиралась по сторонам.
— Вы поняли, что сказал вам Орельен? — спросила Катрин. — Вы должны быть очень ласковыми с отцом, почаще целовать его и говорить: «Мы не хотим расставаться с вами, папочка!»
Клотильда глубоко вздохнула и спросила:
— А какое у папы горе?
Т уанон, уже усевшаяся, по своему обыкновению, на пол, заявила:
— Мы не станем называть его папочкой, потому что он уже большой.
Орельен был явно раздосадован. Жюли пожимала плечами. Франсуа растерянно раскрывал и закрывал свой нож. Катрин нагнулась, взяла Туанон на руки, притянула к себе Клотильду.
— У папы большое горе, потому что мама была больна, очень больна, вы сами видели. Пришлось унести ее далеко, так далеко, что мы больше ее никогда не увидим…
— Никогда не увидим?! — вскрикнула Клотильда. Катрин вздрогнула, как от удара. Франсуа поспешил к ней на выручку.
— В общем, понимаешь, Клотильда… мы ее, может, и увидим, но только не скоро… И потому, если вы будете чаще целовать отца и говорить ему, что хотите остаться с ним, вы его утешите…
— Только не говорите ему, что это мы научили вас, — добавила Жюли, — а то он перестанет вас любить…
— Ну конечно, мы не хотим расставаться ни с папой, ни с Кати, ни с Франсуа, — серьезно сказала Клотильда. — Да и куда мы денемся?
— Бедняжки, — пробормотала Жюли.
— Значит, вы думаете, что отец не будет упорствовать? — с тревогой спросила Катрин.
— Будь спокойна, — ответил Орельен.
— Но если у нас не хватит денег, чтобы прокормить их, то виновата буду я!..
— Да нет, Кати, не бойся, — продолжал Орельен. — А деньги… если надо, я всегда раздобуду немного…
— Вот еще новости! — удивилась Жюли. — Обещания давать легко, а вот попробуй их выполнить! Где ты их возьмешь, деньги? Твой и мой заработок хозяин отдает на руки отцу. Значит…
— Ну что ж! Буду искать
Жюли нахмурила брови: ей, видимо, стало неловко, что она подвергла сомнению слова брата. Желая выглядеть не менее великодушной в глазах Франсуа, она поспешила заявить:
— Это верно! Орельен прав. Я тоже могу подрабатывать: шить, собирать грибы… Мы вдвоем будем помогать вам.
— Так, словно мы с вами братья и сестры, — сказал Франсуа.
— Верно, — подтвердила Жюли.
— И еще раз спасибо за яйца, — добавила Катрин.
— Какие яйца? — удивилась Жюли.
Она внимательно посмотрела на смутившегося брата.
— Орельен принес вам яиц?
— Да, и самых свежих! — ответил Франсуа.
— Ну ладно тебе… пойдем… — пробормотал Орельен, вставая и торопливо направляясь к двери, словно хотел любой ценой прервать неприятный для него разговор. — Нам давно пора идти ужинать…
Вслед за ним поднялась с места и Жюли. Она поцеловала Катрин, затем Франсуа. Орельен отвернулся и поднял щеколду.
Не успели брат и сестра Лартиги уйти, как вернулся с работы отец.
Когда все сели ужинать, Клотильда слезла со своего стула, подошла к отцу, вскарабкалась на лавку рядом с ним, обвила ручонками его худую морщинистую шею и звонко поцеловала в щеку. Жан Шаррон, удивившись, обернулся к дочери и посмотрел на нее с улыбкой. Сколько месяцев Катрин не видела улыбки на его усталом лице!
— Мы не хотим расставаться с вами, папочка! — сказала заученным тоном Клотильда.
Туанон, не желая отстать от сестры, тоже подбежала к отцу и попыталась взобраться на лавку рядом с Клотильдой, но не смогла; тогда, ухватив отца за правую руку, она притянула ее к себе и чмокнула в ладонь.
Улыбка сошла с лица Жана Шаррона; он побледнел, когда Туанон, в свою очередь, объявила:
— Мы не хотим расставаться с вами! Отец крепко прижал к себе обеих дочек.
— Почему ты так говоришь? — спросил он Клотильду. Девочка опустила голову, посмотрела исподлобья на Катрин, потом на Франсуа и ничего не ответила.
— Наверное, кошка съела твой язычок? — спросил отец. — А у тебя, Туанон, тоже съела?
Туанон высунула для доказательства язык и сказала:
— Это Орельен научил нас.
— Вот как! Значит, вас сюда ходят обучать в мое отсутствие? То-то я встретил их обоих сейчас на дороге — Орельена и Жюли… Ну ладно! Завтра я поговорю с Лартигом…
— Нет!
Голос Франсуа прозвучал спокойно, но твердо, и его «нет» словно пригвоздило к месту и отца, и сестренок, и Катрин.