Детство и юность Катрин Шаррон
Шрифт:
— Нет, — продолжал Франсуа, смягчив тон. — Девчонки плохо поняли. Это мы, — кивком он указал на Катрин, — это мы говорили с Орельеном и Жюли и сказали им, что девчонок отдавать в приют нельзя, потому что это будет сущим несчастьем для всех — и для девчонок, и для нас, и для вас.
Прижав к себе Клотильду и Туанон, отец опустил голову и ссутулился.
— Несчастьем… — отозвался он, и в голосе его не слышалось больше ни гнева, ни раздражения. — Да, да, несчастьем… Я знаю. — Он тяжело вздохнул. Я все спрашиваю
Вопрос отца не был обращен ни к Катрин, ни к Франсуа; они хорошо понимали это. Однако оба сделали вид, будто решили, что отец ждет совета именно от них, и заговорили торопливо, перебивая друг друга:
— Мы много думали — и Кати, и я…
— Со вчерашнего вечера мы только и думаем об этом…
— Если отдать девочек в приют, крышка всей нашей семье! Я поступаю на фабрику, Кати нанимается служанкой, девчонки в приюте забывают нас, а вы, папа, остаетесь совсем один.
— Так и получится… — заключила Катрин, Она никогда не осмелилась бы сказать отцу то, что сказал Франсуа, хотя он только повторил слова, сказанные ею утром. Катрин надеялась, что Франсуа все-таки удастся убедить отца: она знала, что за время болезни мальчика отец старался не противоречить ему. Но страх с новой силой охватил ее, когда Жан Шаррон, вздохнув, медленно проговорил:
— Лучше было бы для нас всех и для бедной Марии, если бы у меня вообще не было детей…
Он помолчал немного и вдруг спросил:
— А вы вправду считаете, что мы сумеем вырастить девочек?
— Конечно, — ответил Франсуа.
— А ты, Кати, ведь ты слишком молода, чтоб заменить маму. Да, ты еще очень молода… А потом, лет через пять-шесть ты выйдешь замуж, и кто знает… согласится ли твой муж оставить их у себя…
Катрин упрямо опустила голову:
— Я не выйду замуж.
— Не болтай глупостей, — мягко возразил отец.
— Все равно я не расстанусь с девочками…
Клотильда и Туанон слушали весь разговор с серьезными лицами. Этот долгий спор старших об их судьбе вызывал у девочек смутное беспокойство. Они чувствовали, что над ними нависла какая-то угроза.
Клотильда, стоявшая на лавке, перегнулась через плечо отца и схватила за руку Туанон, сидевшую с другой стороны.
— Не бойся, Туанон, когда я выйду замуж, я сделаю, как Кати: я не расстанусь с тобой!
Жан Шаррон не смог сдержать улыбки. Это была уже вторая улыбка за сегодняшний вечер, и Катрин подумала, что, может, улыбки эти повлияют на решение отца сильнее, чем все рассуждения и доводы Фелиси и дядюшки Батиста.
Она знала, что отец увидится на днях с крестной и толстуха, разумеется, не упустит случая снова завести разговор о сиротском приюте. Нет, совсем не потому, что крестная — злая женщина, просто она думает, что так будет лучше для всех.
Отец действительно встретился с Фелиси и после разговора с ней
Он попросил Катрин и Франсуа не заводить больше разговора на эту тему в присутствии Клотильды и Туанон. Чтобы возобновить дискуссию, приходилось дожидаться, пока сестренки улягутся спать.
Каждый вечер Катрин со страхом ожидала этого часа. Ей было мучительно стыдно противоречить отцу, сознательно причинять ему боль и пугать, рисуя в самых черных красках будущее девочек, если он будет упорствовать в своем намерении «бросить» их. Катрин приходила в отчаяние от этих трудных разговоров, но она прекрасно понимала, что они — единственное ее оружие.
— Кто говорит, что я бросаю их? — спрашивал отец. Он понуро сидел перед очагом, сцепив руки и опираясь локтями на колени. И вздыхал: — А что, если в один прекрасный день мы не сможем накормить их и одеть? И позже, когда они подрастут… вдруг они… вдруг они свернут на дурную дорогу?..
— На дурную дорогу? Что это значит? — спрашивала Катрин.
Отец разводил руками:
— Да ничего. Ничего это не значит… Ну, понимаешь ли… ты же видела в Ла Ганне молодых парней и девчонок, которые попрошайничают, воруют или пьют…
— Но тогда все мы… и я, и Франсуа… и Марциал тоже… все мы могли бы, как вы говорите…
Когда отец не знал, что ответить, он обычно поднимался с лавки и заявлял, что пора спать.
На следующий вечер обсуждение возобновлялось.
Однажды отец заявил, что был у начальницы приюта и снова увидится с ней через два дня, чтобы окончательно решить вопрос о девочках; начальница, которой он рассказал о сопротивлении старших детей, сама посоветовала ему еще раз хорошенько все обдумать и обсудить.
Катрин снова собрала свой военный совет. Было решено, что Орельен на фабрике поговорит с дядюшкой Батистом от имени Франсуа и попросит старика вмешаться и помочь им.
Этот маневр принес свои плоды. Вечером Жан Шаррон рассказал, что случайно встретил на дороге дядюшку Батиста. В действительности же старик намеренно оказался на его пути.
— Он толковал со мной довольно долго, — сказал отец, — и уверял, что Франсуа со временем получит хорошее место на фабрике, а может, и ты, Кати…
Поэтому он считает, что можно смело оставить Клотильду и Туанон дома…
Жан Шаррон умолк и задумчиво поглядел на сына и старшую дочь…
— Видите, теперь уже не я, а дети решают все в этом доме!..
— Ну что вы, папа! — слабо запротестовала Катрин.
В этот вечер, когда все улеглись спать, она бесшумно встала с постели, подошла к спящим сестренкам, поцеловала их в лоб и на цыпочках вернулась к себе. Проходя мимо кровати отца, она на минутку остановилась, прислушалась к его сонному, немного хриплому дыханию и улыбнулась в темноте.