Детство Иисуса
Шрифт:
– Уже поздно, – говорит он. – Надо искать место для ночлега.
Они едут по главной улице. Гостиницы нигде не видно. Останавливаются на бензоколонке.
– Где в округе можно переночевать? – спрашивает он у дежурного.
Человек чешет голову.
– Если нужна гостиница, вам придется ехать в Новиллу.
– Мы только что оттуда.
– Тогда не знаю, – говорит дежурный. – Обычно люди разбивают палатки.
Они возвращаются на трассу, сгущается ночь.
– Мы сегодня будем цыганами? – спрашивает мальчик.
– У цыган
– Цыгане спят под заборами, – говорит мальчик.
Карты у них нет. Он понятия не имеет, что ждет их в пути. Они молча едут дальше.
Он поглядывает через плечо. Мальчик уснул, обняв Боливара за шею. Он смотрит псу в глаза. «Стереги его», – говорит он, не произнося ни слова. Ледяные янтарные глаза смотрят на него в ответ, не мигая.
Он знает, что пес его не любит. Но, может, пес не любит никого; может, любовь ему не по сердцу. Какое вообще имеет значение любовь ли, обожание ли по сравнению с преданностью?
– Он уснул, – говорит он Инес тихонько. И далее: – Простите, что с вами еду я. Вы бы предпочли брата, верно?
Инес пожимает плечами.
– Я знала, что он меня подведет. Он, вероятно, самый эгоистичный человек на свете.
Она впервые критикует кого-то из братьев в его присутствии – и впервые на его стороне.
– Живя в «Ла Резиденсии», делаешься самовлюбленным, – добавляет она.
Он ждет продолжения – о «Ла Резиденсии», о ее братьях, но она все сказала.
– Я никогда не решался спросить, – говорит он. – Почему вы приняли мальчика? В день нашей встречи вы, мне кажется, нас сильно невзлюбили.
– Все случилось слишком внезапно, слишком неожиданно. Вы взялись из ниоткуда.
– Все великие дары даются из ниоткуда. Вам это должно быть известно.
Правда ли это? Правда ли великие дары появляются из ниоткуда? С чего он вообще это сказал?
– Вы и впрямь думаете, – говорит Инес (и он отчетливо слышит, с каким чувством она произносит эти слова), – вы и впрямь думаете, что я не хотела себе ребенка? Каково это, по-вашему, – сидеть взаперти в «Ла Резиденсии»?
Он теперь понимает, что это за чувство: ожесточение.
– Понятия не имею, каково это. Я никогда не понимал «Ла Резиденсию» и того, как вы там очутились.
Она не слышит вопроса – или не считает нужным отвечать.
– Инес, – говорит он, – позвольте в последний раз спросить: вы уверены, что хотите этого – бежать от жизни, которую знаете, лишь потому, что ребенок не ладит со своим учителем?
Она молчит.
– Это не по вам жизнь – жизнь в бегах, – продолжает он. – Она и мне не подходит. А мальчик же может убегать лишь до поры до времени. Рано или поздно он вырастет и примирится с обществом.
Губы у нее сжимаются. Она яростно вперяется во тьму впереди.
– Подумайте об этом, – говорит он в заключение. –
– Я не хочу, чтобы он кончил тем же, что и мои братья, – говорит Инес так тихо, что он силится расслышать. – Не хочу, чтобы он стал конторским служащим или учителем, как сеньор Леон. Я хочу, чтобы он чего-то добился в жизни.
– Уверен, он добьется. Он исключительный ребенок с исключительным будущим. Мы оба это понимаем.
Свет фар выхватывает нарисованный краской дорожный указатель. «Caba~nas, 5 км». Вскоре появляется следующий – «Caba~nas, 1 км».
Означенные caba~nas стоят в стороне от дороги, в полной темноте. Они находят контору. Он выбирается из машины, стучит в дверь. Ему открывает женщина в халате, с фонарем. Электричества последние три дня не было, сообщает она. Электричества нет, а стало быть и caba~nas не сдаются.
Заговаривает Инес.
– У нас в машине ребенок. Мы устали. Мы не можем ехать всю ночь. Может, у вас найдутся свечи?
Он возвращается в машину, трясет ребенка.
– Пора просыпаться, мое сокровище.
Одним текучим движением пес поднимается и выскакивает из машины, его тяжелые плечи сметают его в сторону как соломинку.
Мальчик сонно трет глаза.
– Мы приехали?
– Нет, пока нет. Мы остановились на ночь.
Женщина при свете фонаря показывает им ближайший домик. Он скудно меблирован, но две кровати в нем есть.
– Берем, – говорит Инес. – Можно ли тут где-то поесть?
– В caba~nas готовка самостоятельная, – отвечает женщина. – Вон есть плита. – Она машет лампой в сторону плиты. – Вы с собой припасов не привезли?
– У нас буханка хлеба и фруктовый сок для ребенка, – говорит Инес. – Не было времени останавливаться. Можно купить у вас еды? Котлет или, может, сосисок? Не рыбу. Ребенок рыбу не ест. И каких-нибудь фруктов. И любые объедки для собаки.
– Фрукты! – говорит женщина. – Фруктов мы тут давным-давно не видали. Идемте, покажу, что есть.
Женщины уходят, оставив их в темноте.
– Рыбу я ем, – говорит мальчик, – главное, чтоб у нее глаз не было.
Инес возвращается с банкой фасоли, банкой, на которой написано, что это коктейльные сосиски в рассоле, и с лимоном, а еще при ней свечи и спички.
– А Боливару что? – спрашивает мальчик.
– Боливар поест хлеб.
– Пусть ест мои сосиски, – говорит мальчик. – Я их терпеть не могу.
Они едят свою скромную трапезу при свечах, сидя рядком на кровати.
– Чисти зубы и спать, – говорит Инес.