Детство с Гурджиевым. Вспоминая Гурджиева (сборник)

Питерс Фриц

Он налил ещё кофе, взглянул на меня задумчиво и сказал: «Я играю много ролей в жизни… это часть моей судьбы. Вы думаете обо мне как об учителе, но на самом деле я также ваш отец… ваш родитель во многом, чего вы не понимаете. Я ещё «учитель танцев», и у меня много занятий: вы не знаете, что я владею компанией, которая делает накладные ресницы, и также у меня хороший бизнес по продаже ковров. Таким образом я делаю деньги для себя и для семьи. Деньги, которые я «состригаю» с учеников, идут на работу. Но кроме этого, я ещё делаю деньги для своей семьи. Моя семья очень большая, как вы видите – потому что эти добрые старые люди, которые приходят каждый день в мой дом, также моя семья. Они моя семья, потому что у них нет другой семьи».

«Я приведу вам хороший пример, почему я должен быть семьёй для таких людей. Вы не знаете, хотя слышали об этом, какова жизнь в Париже во время войны, при немцах. Таким людям –

которые сейчас приходят повидать меня каждый день – было невозможно найти пропитание. Но у меня другая жизнь. Мне не интересно, кто выиграет войну. У меня нет патриотизма или высоких идеалов о мире. Американцы, с идеалами, убивают миллионы немцев, немцы убивают – со своими идеалами – англичан, французов, русских, бельгийцев… у всех есть идеалы, у всех миротворческая цель, все убивают. У меня только одна цель: существование для себя, для учеников и для семьи, даже этой большой семьи. Поэтому я делаю то, чего они не могут: я веду дела с немцами, с полицейскими, со всякого рода идеалистами, которые составляют «чёрный рынок». Результат: я хорошо ем, у меня по-прежнему есть табак, алкоголь и то, что необходимо для меня и многих других людей. Тем, что я делаю эту работу, очень сложную для многих, я также могу помочь многим людям».

Я упорствовал: «Но почему вы это делаете? Почему для них?»

Гурджиев улыбнулся: «Вы всё ещё глупы. Если можешь сделать это для себя и учеников, то можешь также и для других, кто не может этого». Он сделал паузу и добавил, загадочно улыбаясь: «Спросите себя, почему старая леди, совсем небогатая, каждый день кормит птиц в парке. Эти люди – эта семья – мои птицы. Но я честен: я сказал, что делаю это для людей, но также и для себя. Это приносит мне удовольствие. Женщина, которая кормит птиц в парке, не говорит правду. Она говорит, что делает это только для птиц, потому что она любит птиц. Она не говорит, что ей это нравится».

Теперь мой вопрос показался мне дурацким, и я извинился за то, что спрашивал про «пожилых» людей.

Он кивнул головой: «Нет необходимости сожалеть. Вы не задали мне плохого вопроса. Но по этому вопросу можно сказать ещё одно. Вы заметили, что все люди, которые приходят сюда, уже стары. Без меня у них нет возможности умереть подобающим образом. Кроме меня, у этих людей нет семьи, и в будущее они могут смотреть только в направлении смерти. Если я помогу этим людям умереть на правильном пути, это может быть очень важным и очень хорошим делом. Однажды вы это лучше поймёте, но вы ещё молоды».

Глава 15

Хотя в течение моего пребывания в Париже я постоянно проводил время с Гурджиевым, он больше не вспоминал о моей «болезни» – по крайней мере, при мне. Он просил меня остаться, одного, после обедов и ужинов, на которых всегда было очень много гостей, но наедине мы обсуждали его проблемы с учениками или его сложности с ними. Гурджиев сказал, что мне будет интересно побыть в Париже в это время, что он уже намекал нескольким своим ученикам, что война и её последствия создают подходящий климат, чтобы научиться важности жизни в настоящем моменте. В основном из-за привычек и предубеждений, людям очень сложно понять, что означает «жить в настоящем моменте». Слишком многие понимают это как повод для отбрасывания предусмотрительности, и решают жить «опасно», не думая о будущем. Под «жизнью сейчас» Гурджиев имел в виду использование всей энергии на проживание настоящего момента, ощущая жизнь так полно, как это только возможно, осознавая, что этот момент – это сейчас – больше никогда не повторится. Для многих людей жить полно, кажется, означает просыпаться слишком поздно, пить слишком много или принятие позиции «ешь, пей, веселись, ибо завтра мы умрём» – а это вовсе не то, о чём говорит Гурджиев.

Это правда, что для того, чтобы жить полностью в данный момент, необходимо осознавать неизбежность собственной – возможно надвигающейся – смерти. Но такая осознанность – это не предписание испытать как можно больше, или сделать как можно больше за свою жизнь, но нужно быть сознательным в том, что делаешь и пытаться действовать «правильно» – тогда переживание будет способствовать росту.

Хотя Гурджиев не определил чётко «правильную» деятельность – «правильное» переживание и «полезную» деятельность нужно определить для себя самостоятельно – он посоветовал несколько упражнений, которые могли бы помочь любому человеку в концентрации на сознательной работе. Все эти упражнения были, так или иначе, формой познания чего-то нового о себе. К примеру, общим заданием было создание для себя программы работы на день, и нужно было быть способным

предвидеть и учесть неизбежные перерывы и отвлечения, и, в особенности, спланировать нужное количество «работы и игры» в данный период времени. Гурджиев сказал, что часто полезно «перестараться» – сделать больше, чем «можешь», но нужно уметь сознательно не перерастратить энергию и мощность, пока не узнаешь, с помощью этого упражнения, каким количеством энергии располагаешь, насколько велика мощность, и насколько способен концентрироваться, чтобы быть «готовым к действию». У любого человека в известном смысле имеется бесконечное количество энергии, но эта энергия недоступна ему, поскольку его привычки, приобретённые с детства, не позволяют ею пользоваться – привычка спать, преувеличенная потребность в еде и прочее. Почти каждый несознательно приучен к такому «неиспользованию» всей своей энергии, поэтому невозможно ни с того ни с сего начать ею пользоваться. Делая упражнение «планирование собственной деятельности», можно многое о себе узнать. Обычно человек будет стараться сделать слишком много, это не всегда плохо, потому что иногда можно сделать «слишком много» без плохих последствий и можно узнать, (а) что планирование было неточным, и (б) что в наличии намного больше энергии, чем казалось. Однако в начале цель упражнения в том, чтобы планировать точно – делать точно то, что запланировали, сделать слишком много будет неправильно; и нужно наказывать себя за то, что сделал «слишком мало» или сделал «слишком много». Я спросил, каким должно быть наказание, и Гурджиев сказал, что наказание «должно соответствовать проступку», и что хорошим наказанием будет само это упражнение. Но было очень важно не перенаказать себя.

Что касается жизни в настоящем моменте или «жизни сейчас», Гурджиев сказал, что если я смогу честно отчитаться перед собой, что я делал в течение определённого периода времени – чем бы я ни занимался – у меня не будет времени думать о чём-то ещё, кроме того, что я делаю, я буду переживать концентрацию и полную вовлечённость в настоящий момент. Он добавил, что для молодых людей, пока они не загрязнились, сексуальный опыт может быть использован как хороший пример «жизни сейчас» и бытия «полностью вовлечённым», но по мере обычного взросления даже секс перестаёт быть захватывающим и всепоглощающим и больше не забирает на себя всю энергию и внимание. Однако Гурджиев чётко пояснил, что использовал секс только как пример описания приблизительного соответствия полной поглощённости моментом. Сексуальная вовлечённость является несознательной – необходимо целеустремлённо и сознательно достичь в жизни подобной степени концентрации и сосредоточенности в данный момент времени.

Когда я спросил его, считает ли он, что мне нужно делать эти упражнения, он только улыбнулся и сказал, что когда человек находится в огороде, он будет есть овощи по нескольким причинам: из-за того, что он голоден, из-за того, что он прожорливый, из-за того, что ему нравятся овощи или ещё по каким-то другим причинам. Это зависит от человека и от его потребности или любви к овощам; сами же овощи, если их съесть, всегда будут питать того, кто их съел – даже в том смысле, что сделают его больным, если он не знает, когда остановиться.

Глава 16

В мой последний день в Париже Гурджиев наконец-то вернулся к причинам, по которым я приехал повидать его или, точнее, к моему состоянию, в котором я был, когда приехал. Он сказал, что наше воссоединение – хорошо и необходимо для меня, и он рад тому, что я приехал. Что касается моего «состояния», то перед тем как обсудить его детально, ему нужно точно знать, смогу ли я вернуться в Париж в ближайшее время. Хотя я даже не имел представления, как сложно это может быть, я заверил его, что вернусь примерно через месяц, поклявшись про себя, что я попаду в Париж даже в том случае, если у меня не будет нужных отпускных документов.

После этих заверений Гурджиев сказал, что моё «состояние» было, возможно несознательно, естественным для меня по многим причинам, включая тот факт, что я был, как он говорил мне в прошлом, «отравлен для жизни» им и его учением. Однако, хотя такие состояния могут быть естественными для меня, они могут быть неправильно восприняты большинством людей, и могут быть определены как болезнь. На самом деле, такие состояния являются формой того, что Гурджиев называл «нервный перерасход». От накопившейся усталости (и он сказал, что это так для многих людей) моя «кожа» стала как бы тонкой. Я утратил тот защитный слой или «панцирь», который естественно приобретают все люди в течение жизни. Он сказал, что может быть очень хорошо уметь «сбрасывать панцирь» или «защитный слой» по собственному желанию, но нужно знать, когда и как это делать, и не позволять, чтобы это случилось в условиях стресса.