Детство

Панфилов Василий Сергеевич

— А хде я Живу, то есть тайна, вот!

Портной негромко засмеялся, но встав, поджёг конверт и положил его в нерастопленную по летнему времени печь и проследил, пока он прогорел.

Двадцатая глава

Усатый человек с чуть рябоватым лицом, одетый в заштопанный френч, взошёл на сцену под громкие овации. Встав, он положил руки на трибуну и окинул взглядом сидящих. За спиной усатого виднелся красивый герб с обвитыми кумачом колосьями.

Buddy you’re a boy make a big noise Playin’ in the street gonna be a big man some day You got mud on yo’ face You big disgrace Kickin’ your can all over the place We will we will rock you We will we will rock you

Человек

во френче пел, чуть раскачиваясь, наклоняясь иногда к залу и отбивая ладонями ритм по трибуне. Кресла куда-то пропали, и люди встали с зажигалками, раскачиваясь в такт песне и подпевая.

Проснулся с толикой сожаления — в кои-то веки сон не страшный и не противный, от которого не покрываешься горячечным липким потом. Ну а странный, так и пусть. А здорово усатый пел!

Дружище, ты мальчик, но так сильно шумишь, Играя на улице. Однажды ты вырастешь и превратишься в мужчину! … We will we will rock you We will we will rock you

Напевая, встал постели и прервался ненадолго, напившись из чайника. Минут с несколько танцевал и пел всяко-разное, пока не надоело.

— Эге-гей!

Скинув одёжку, с превеликим шумом добежал до реки и плюхнулся в воду. Наплававшись, проведал верши и достал с десяток раков. Не зря вчерась рыбку подтухшую в верши-то поклал! Раки, они падаль любят.

Пристроив раков, занялся упражнениями, и разогревшись хорошенько, попробовал плясовые коленца, снившиеся ранее. А ничего! Нога ишшо тово, чуйствуется, но можно уже выкаблучиваться! Осторожно, но можно.

Наевшись раков, заварил чаю и долго пил, отдуваяся. Вкусно! Пусть без сахара, пусть кружка из бересты, но зато и не торопит никто. Сижу барином перед костерком, веточкой от мошкары отмахиваюся. И никуда-то тебе не нужно — ни в поле, ни на завод, ни на мастера-пропойцу по хозяйству спину ломать. Эх-ма! Хороша жизнь господская!

Надувшись чаем, ну чисто комар, уселся с поделками. Я тогда с Бутовскими договорился об ентом… разделе сфер влияния, значица. А што-пошто господам продавать, и не знал толком. Так, лишь бы договориться.

Грибы-ягоды нельзя, значица. Травы, оно вроде как и можно, но што прибыли с их? Копейки! Там же ентот… натураж важнее. Иль антураж? Штоб мудрый старец, значица, иль бабка столетняя. Ну иль продавать мало что не копнами. А кто малолетке поверит, што травы

он по всем правилам собирал, значица? Так што дай Боженька пучков несколько продать, где уж там копну!

Поделки всякие ишшо можно, значица. Но берестяные туесочки, они тово, без ягод в их работают плохо. Маркетинг! То исть можно и без ягод, но тогда прям такие-растакие нужно делать, чуть не кружево берестяное. Ан не умею. Руки-то не из жопы растут, но и не учили. Пока своим умом дойдёшь, тут и лето закончится.

Думал-думал… ажно думалка заболела! А потом дошло. Господа, они ж такие, на ерунду падкие. Когда не думаешь, на што пожрать, во што одеться и где жить, начинаешь денежки на ерунду всяку тратить.

Кто на воды иностранные ездит, значица, кто картинки всяко-разные скупает. Хотя картинки, оно тово, красиво! У тётки в избе два лубка висело, а и хорошо ведь смотрелися! С Бовой королевичем и с медведем, где тот репу с мужиком делит. Искусство, надо понимать!

Таку вот красотень сделать не могу, зато могу сувениры! Помню, ну то есть снилося — сувениры, енто такие штуки копеешные, за которые рубли можно драть. Главное, штоб угадать с моментом — што делать, да и когда енто што впихивать.

На отдыхе, значица, господа расслабленные и желают веселиться всячески. Господское што я сделать не могу, да и не знаю толком. Ложками расписными, да и туесками, никого и не удивишь.

Вот и придумал — маски из коры делать, ну вроде как у аборигенов. Копейца с наконечниками из ракушек, топорики каменные. Здеся што главное? Штоб смотрелось антуражно и чудно, да смех вызывало.

Я б может и не додумался до такого, да когда из струментов един только ножик из железа говённого, поневоле изворачиваться приходится. Голь на выдумки хитра, енто про меня! Самая голь что ни на есть!

Господа, они поздно встают, потому как бездельники. Так што и я к дачам отправился позднёхонько, чуть ли не за полдень. На сами дачи мне хода нет — чужинец потому што, если только кто из господ не проведёт.

— Ф-фу, — Поставил корзину на землю и утёр лоб, — Еле дотащил!

— Сейчас обратно потащишь, — Посулил один из сторожей, яря собаку на поводке.

— С чего бы, дяденька? Я ж на дачи не лезу — так, с краешку.

— С краешку он, ракалия, — Шевельнулись сиво-жёлтые усы под красным носом с сизыми прожилками, — а потом добро с дач пропадает!

— Я не таковский! — Ажно обидно стало, но заприметил несколько барышень молоденьких, стайкой прогуливающихся. Скинул рубаху, пока близко не подошли, и тут же натянул цыновку с дыркой, пончей именуемую. На голову шляпу травяную — точь в точь такую, над которой барышня смеялася, а всё едино купила. Юбочку ишшо из травы, прям поверх порток — иначе совсем срамота, ожерелья дикарские всяко-разные.

Охранники ажно обомлели, только рты так — открыли, закрыли, ну чисто рыбы.

— Вот ей-ей, дяденьки! Понравится енто дачникам! Им же развлекаться надобно, а тут так глупо, что аж смешно!