Девчонка идет на войну
Шрифт:
Иду к Маше. Это моя лучшая подруга. Ее мама преподает в нашей школе анатомию. С Машкой мы подружились еще в третьем классе, после драки. Гешка присутствовал в роли секунданта. Я уже выходила победительницей, но Машка решила не сдаваться и, отбежав, выставила самый большой козырь.
— Все, — сказала она торжественно. — Я скажу маме, что ты дерешься, и тебя выгонят из школы.
— Плевала я на твою школу, — гордо ответила я, не желая сдавать позиций.
— И я тоже плевал, — вступился секундант. — А вот
— Плевала я на ваш пароход! — не осталась в долгу Машка.
После этого мы стали друзьями. На всю жизнь.
Только Маше я могу рассказать о коварстве своего возлюбленного. Подруга выслушивает меня с сочувствием.
— Хорошо же, — говорит она. — Мы ему устроим.
На другой день мы ему «устраиваем». По заранее разработанному плану весь класс на уроке алгебры начинает позевывать. Сначала это получается несколько неестественно, но потом зевота начинает уже по-настоящему одолевать всех. Сводит скулы. Но ничего нельзя поделать с собой. Все заражены зевотой.
Алексей Петрович несколько минут крепится, но потом, к всеобщей радости, широко распахивает рот.
Гешка тихонько командует:
— Главное орудие — пли!
Носов на полуслове обрывает фразу. Мы давимся от хохота, но приступы зевоты мешают смеху.
— Главное орудие…
Я стараюсь вспомнить, кому из теток по графику идти завтра в школу.
— …пли!
Машка проваливается на экзамене по химии. Ей досталась формула производства стекла. Эту чертову формулу почему-то не может осилить почти никто в нашем классе.
Машка рискует остаться на осень. Вышедшие из класса ребята говорят, что шпаргалку у нее отняли. Я сдала экзамен в первую смену и сейчас «болею» за своих. Бедная моя Машка!
Гешка решительно смотрит на дверь. Сколько раз она спасала нас за три года от вынужденного безделья в коридоре. Выручай, голубушка, еще раз!
Кто-то из ребят быстро пишет проклятую формулу. Я беру ее. Гешка бесшумно открывает лазейку, и я по-пластунски вползаю в класс. Еще немного — и Машка получит шпаргалку. Но вдруг перед моим носом возникают ноги, а надо мной раздается насмешливый голос Алексея Петровича, ассистента:
— Откуда ты, прелестное дитя? — спрашивает он. Все! Это — конец! Тетка Милосердия говорила:
— Оказаться перед любимым в смешном положении — значит навсегда убить в нем святое чувство.
Да, настоящая королева вряд ли стала бы ползать по полу. Собрав остатки собственного достоинства, я поднимаюсь и молча выхожу из класса.
— Хватит, — говорит мне директор школы, — забирай документы.
Я уныло подпираю косяк двери. За спиной сердито сопит Гешка.
— Она больше не будет, — говорит он. — И вообще, это я ее попросил.
— Хва-тит!
На этот
Папа возвращается домой злой и, не считаясь с возрастом и нежными чувствами влюбленной королевы, берется за ремень.
— Правильно! — говорит Гешка. — Бросили на каких-то милосердных теток, а теперь бьют.
Получив свою долю, он идет вслед за мной к тетке Аферистке, которая проливает бальзам утешения на наши исстрадавшиеся сердца.
С любовью покончено. Купать колхозных коней куда интереснее!
МАЛЬЧИШКАМ ЛЕГЧЕ
Мы перешли в десятый класс. Даже Машка одолела химию. Впереди были одни радости и развлечения. Начинались они с Машкиного дня рождения. Ей исполнилось восемнадцать, и мы решили во что бы то ни стало заставить Ольгу Ивановну, Машкину мать, расщедриться и устроить нам пир горой.
Маша на два с половиной года старше нас. Она поздно пошла в школу из-за болезни, поэтому мы и оказались с ней в одном классе.
Итак, сегодня день рождения, и мы должны его, конечно, отпраздновать. С этой вполне конкретной целью появляемся у Машкиного дома. Ольга Ивановна выбегает навстречу нам на крыльцо и сердито машет руками.
— Тише! Дядя Тоня спит. И какой день рождения с раннего утра?
За спиной Ольги Ивановны появляется Машка и усиленно нам подмигивает.
Дядя Тоня, московский профессор Антон Иванович Тропинин, — родной Машкин дядя. Он отдыхает в Заречье и сейчас спит в темном чуланчике, потому что очень поздно приехал с рыбалки.
— Поздравляем с именинницей, — льстивым шепотом говорим мы.
— Идите, идите себе, — не поддается на лесть Ольга Ивановна.
— Так ведь день рождения, Ольга Ивановна, и мы подарки уже купили, — пытаемся усовестить Машкину мать. Но она непреклонна.
— Может, к вечеру соберусь что сделать, а сейчас и в дом никого не пущу.
— У родной, у единственной дочери день рождения, — повышаем мы голос в расчете на то, что дядя Тоня услышит нас и прикажет Ольге Ивановне немедленно принять гостей.
— А она меня не любит, — говорит Машка.
Ольга Ивановна хочет что-то ответить, но во двор вбегает растрепанная соседка. У нее такой странный вид, что мы расступаемся перед ней. Женщина кричит:
— Ивановна, милая ты моя! Немец напал!
Ольга Ивановна, бледнея, пятится к стенке. Из чуланчика выскакивает дядя Тоня. Мы быстро уходим. Мы уходим далеко по реке, чтобы никто не мешал нам понять и обдумать это известие.
Решаем: всем мальчишкам из нашего класса и девчатам, которые хотят воевать с немцами, немедленно подать заявления в военкомат.