Девчонка идет на войну
Шрифт:
— Вот недельки через две и свадьбу можно играть, — сказал маленький доктор.
Пришла Маша. Оказывается, до отлетаБорис успел заглянуть к ней.
— Он действительно очень хороший человек!
— Еще бы! Зачем он приходил к тебе?
— Поговорить насчет тебя, — важно ответила она.
Как я поняла, беседа их состояла все из тех же «а»,
«б», «в» — и прочего такого. Видно, этим он и покорил окончательно мою подружку.
Она с каждым днем становилась все взрослее и серьезнее,
— Ну, ладно, Марья, — сказала я, — если ты хочешь на фронт, то есть такая возможность. Вот-вот Куртмалай даст мне сигнал и — пламенный привет, товарищи! Поэтому принеси мне тихонько сюда полную форму и ботинки. И сама будь наготове.
Маша погрустнела:
— Я не могу, Нина, да и тебе не советую, тем более ты еще больна.
— Почему это не можешь?
— Я вступаю в партию.
— Тем более! Как раз на фронте и должны быть коммунисты.
— Не могу я бежать. Да и ты же дала Борису слово.
— Я и папе его давала. Ты уж меня не агитируй!
— Смотри сама. А я не могу, ты — другое дело.
— С меня спросу меньше, так, что ли?
— Да, меньше, — твердо сказала Маша.
— Хорошо! Я на фронте вступлю тоже.
Маша сидела грустная. Все-таки ей тоже очень хотелось удрать со мной.
— А одежду принесешь?
— Принесу, — сказала она не очень охотно.
Маша сдержала слово — принесла одежду и ботинки.
Вечером зашел Куртмалай и сказал, чтобы я завтра не позднее одиннадцати утра была в порту.
Как назло с утра в палате торчала няня, мыла окна. Потом начался обход, и маленький врач битый час просидел возле меня.
Когда я оделась и вылезла в окно, было половина одиннадцатого. Прыти у меня хватило на квартал, а потом я еле плелась, сжав зубы, чтобы не стонать, наступая на больную ногу.
Когда добралась до порта, все корабли и суда были уже на рейде.
Я пошла к дежурному и потребовала катер, сказав, что отстала от своей группы. Он недоверчиво посмотрел на меня и спросил:
— А кто у вас командир?
— Сагидуллин. Капитан.
— Хватит врать. Сагидуллина уже давно здесь нет. А вот я сейчас вызову патруль и отправлю тебя в комендатуру.
Я поспешила ретироваться.
Испробовав все возможности добраться до кораблей, я поняла, что все потеряно и надо возвращаться в госпиталь, пока меня там не хватились. Только и недоставало мне еще новых неприятностей.
Едва я с трудом вскарабкалась на окно, как в палате появился маленький доктор.
— Напрасно трудились, — вежливо сказал он, — я вас выписал из госпиталя. Самовольщикам здесь делать нечего. Всего хорошего.
Высокая сестра-хозяйка, которую больные почему-то прозвали старой девой, сердито сказала:
— Можешь выматываться,
— Приветик! — бодро ответила я, хотя на душе у меня было больше чем скверно и нога болела так, что я уже почти не могла наступать на нее.
Не улучшала настроения и мысль о неизбежном разговоре с капитаном. Ну до чего же мне не везло: каждый раз я приносила ему новые неприятности, хотя меньше всего этого хотела.
Придя в часть, я носом к носу столкнулась с Лапшанским.
— Допрыгалась? — грозно спросил он.
— Так точно, — вежливо ответила я.
— Это куда тебя черт носил?
— Никуда, вышла воздухом подышать.
— Что, мне с тобой делать, ума не приложу, — капитан по-бабьи тяжко вздохнул.
Мне было больно стоять, и я прислонилась к забору.
— Даже положить тебя некуда. Ни матрасов лишних, ни коек. Ребята посменно спят на одной кровати. А тут еще тебя нелегкая принесла. Не лежалось тебе спокойно, — причитал он.
Я молчала.
— Белога! — вдруг отчаянно закричал Лапшанский, — посмотри-ка быстрее, что это за лошадь по улице бродит?
— Лошадь как лошадь, — сказал Белога, выглянув за калитку, — колхозная, наверное, или чья-нибудь.
— Какая колхозная? Откуда здесь колхоз? Как это — чья-нибудь? Лошадей в частной собственности нет и быть не может. Это ничья лошадь, старшина! Гони ее быстрее во двор!
— Зачем? — страшно удивился Белога.
— Как зачем? Как это — зачем? В хозяйстве все пригодится. Загоняй! И сходи к Фомину, у него, вроде, были летные надувные жилеты. Надуй и положи вместо матраса в комнату Павловой. Неужели не видишь, что эта девчонка еле на ногах держится?
ВСТРЕЧА С «ПОГИБШИМ МУЖЕМ» — СТАРШИМ ЛЕЙТЕНАНТОМ АДАМОВЫМ
Я лежала в комнате Олюнчика и сходила с ума от тоски. Маша на два месяца уехала на какой-то отдаленный пост, и мне не с кем было даже поговорить по душам.
Утром и вечером заходил майор Куркин, делал мне уколы и давал лекарство. А последние дни я, правда, с большим трудом, стала ходить к нему сама. И даже сумела стянуть из шкафчика три пузырька капель датского короля, которыми поила и Ольгу в порядке угощения.
Однажды мы болтали с ней о всякой ерунде, коротая время. Олюнчик сидела на окне. Вдруг она сказала:
— А вот Сагидуллин идет.
— Откуда ты его знаешь?
— Мне его показывали.
— Бегом, Олюнчик, позови его, не пойдет — силой приведи. Да быстрее же!
Олюнчик вернулась с двумя молодыми офицерами. Сагидуллин — пожилой капитан, а это были безусые мальчишки— лейтенант медицинской службы и старший лейтенант, отрекомендовавшийся Адамовым. Были они оба навеселе и чувствовали себя как дома. Уселись на кровать Олюнчика и начали какой-то пустой разговор.