Девчонки и прогулки допоздна
Шрифт:
Что-то капает мне на голову. Дождь? На плечи сыплются какие-то хлопья. Что это? Снег?
Раздается веселый хохот.
Я отталкиваю Рассела. Нас окружила малышня. Они брызгают в нас кока-колой и кидаются чипсами.
– Тили-тили-тесто, жених и невеста!
– Брысь отсюда! – рычит Рассел.
В волосах у него застрял ломтик картошки – это похоже на бантик. Я отряхиваю ему голову, и мы оба покатываемся со смеху.
– Давай найдем более укромное местечко, – Рассел берет меня за руку. – Вон там, под деревьями.
– Нет, я должна идти, правда.
– Ну, пожалуйста, Элли.
– Но мне действительно пора.
– Ты прямо как Энди Пенди [2] .
– Я тоже. Больше всего мне нравилась «Улица Сезам».
– И мне. Я рисовал фломастерами Бусинку и Кубика, а мои приятели по детскому саду заказывали мне портреты Зелибобы.
– Нарисуй мне Коржика, он самый симпатичный.
2
Британский детский сериал.
– А «Атака искусства» с Зои Болл тебе нравилась?
– Очень.
– У меня в классе есть парень, помешанный на Зои Болл, и он заплатил мне пятерку за портрет с ней в обнимку.
– Отличная мысль. У меня в классе все девчонки помешаны на Леонардо ДиКаприо. Может, стоит сделать его портреты и заработать кучу денег.
– Мне говорили, что я немного похож на Леонардо ДиКаприо – волосами и чертами лица. Как тебе кажется, Элли?
Я мычу что-то вежливое. С Леонардо ДиКаприо у Рассела нет ничего общего. Хорошо, хоть Надин и Магда этого не слышат, а то бы они подняли его на смех.
Малышня на качелях остается далеко позади. Мы стоим в кромешной темноте под деревьями.
– О, Элли! – выдыхает Рассел.
Похоже, это предупреждающий сигнал к еще одному поцелую. На этот раз я успела приготовиться – наклонила голову так, чтобы не мешали очки. Мне нравится с ним целоваться. С Дэном мы тоже целовались, но это было глупо, неуклюже и совсем по-детски. А сейчас все было по-настоящему, по-взрослому, волнующе.
Даже чересчур по-настоящему, по-взрослому, волнующе. Его рука шарила по моему плечу, а затем стала спускаться ниже.
– Рассел, не надо.
– Ну пожалуйста…
Он настойчиво поглаживает Цыпин шерстяной джемпер. Приятное ощущение. Ничего такого ужасного. Мне не хочется, чтобы он думал, будто я совсем уж синий чулок. Но должна ли я позволять ему заходить так далеко?
О боже! Вдруг я вспоминаю о салфетках. Тех самых, которыми набила лифчик, чтобы грудь так не выпирала в тесном свитере. Я просто умру от стыда, если он меня разоблачит.
– Пожалуйста, Рассел. Мне пора домой. – Твердой рукой я отодвигаю его от себя.
– Элли!
– Я серьезно. Который час?
Он бросает взгляд на часы:
– Ничего не видно.
– Ну пожалуйста!
– Ладно, ладно. Сейчас одиннадцать, начало двенадцатого.
– Что?! Ты смеешься!
– Десять минут двенадцатого.
– О боже! Что делать?
– Не паникуй. Еще не так уж и поздно. Я тебя провожу.
– Я побегу.
– Ничего, я побегу вместе с тобой. Провожу тебя до дома и объясню твоим родичам, что ты задержалась из-за меня.
– Что ты скажешь? Что мы отправились гулять в парк, стали там целоваться и потеряли чувство времени?
– Что-нибудь в этом роде.
–
– А он у тебя совсем старомодный? Тогда, может, действительно не стоит провожать тебя до самого дома?
– Не надо меня провожать. Возвращайся в парк Пебридж. До него добираться – целая вечность. Я даже не знаю, ходят ли еще автобусы.
– Возьму такси. Нет проблем. Я пошутил, Элли. Разумеется, я не отпущу тебя одну. Просто я хочу, чтобы ты шла помедленнее, а то я за тобой не поспеваю. Бегун из меня никакой.
– Из меня тоже. – Я сбавляю шаг – сердце у меня колотится, я едва перевожу дыхание, а по спине струится пот. О, мой дезодорант, пожалуйста, спаси меня, пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста. Пусть он не думает, что я Элли-вонючка.
– Значит, ты не спортсменка. Не хоккеистка?
– Ненавижу хоккей. Мы с Мэг и Надин стараемся слинять, когда у нас в школе устраивают матчи. – Я набираю в легкие воздуху. – Сейчас опять побегу. Уже четверть двенадцатого. Почему так быстро время пролетело?
– Потому что у тебя была замечательная компания, – отвечает Рассел. – Твой отец действительно будет сердиться?
Понятия не имею. Я никогда еще так поздно не возвращалась. С Дэном мы не ходили на настоящие свидания – да папа и не волновался бы, что мы по-настоящему, по-взрослому, волнующе чего-нибудь отчебучим. Дэн придурок, у него это на лбу написано. Стоило ему только приблизиться ко мне, он становился розовым, как мятный леденец. А если бы он хоть раз меня поцеловал как Рассел, то побагровел бы и разлетелся на куски. Как голова девочки в фильме «Девчонки на поздней прогулке». А моя прогулка затянулась уже до неприличия – папа и Анна наверняка места себе не находят. А если рассказать правду, они станут волноваться еще сильнее. Правильно, придумаю какую-нибудь отговорку. Скажу, что на обратном пути зашла к Надин, и она поставила свой любимый ужастик «Девчонки на поздней прогулке», и фильм оказался таким захватывающим, что мы не могли оторваться и утратили всякое чувство времени. Это не совсем ложь. Ведь я действительно смотрела у Надин кусок этого фильма. Они поймут. Естественно, они будут сердиться, спрашивать, почему я не позвонила. Так-так. Скажу, что звонила, но не дозвонилась. Нет, не пойдет. У Надин сломался телефон – даже папин мобильник? Или во двор к Надин приземлились маленькие зеленые человечки, всех нас похитили и вывели из строя все телефоны???
Мы уже почти дошли до моей улицы.
– Рассел, пожалуйста, возвращайся обратно.
– Но мне хочется тебе помочь, все объяснить твоему папе.
– Не надо. Я ему скажу, что была с Надин. А ты иди домой.
– Ладно. Но сначала еще один поцелуй. Ты все равно уже опоздала, так что секунда-другая дела не изменит.
Он меня обнимает. Я и так запыхалась, а этот последний поцелуй такой удивительный, что у меня и вовсе перехватывает дыхание. Когда он наконец меня отпускает, я ловлю ртом воздух, как золотая рыбка.
– О, Элли! – Рассел опять тянется ко мне.
– Нет. Мне надо идти. Пока, Рассел, пока! – Я вырываюсь из его рук и припускаю во всю прыть.
Я бегу, бегу, бегу по улице к своему дому. О боже, что я скажу? Думай, Элли, думай. Сделай глубокий вдох. Может, все обойдется. Может, они рано легли спать. Кого я хочу обмануть? На первом этаже нашего дома горит свет.
Я вставляю ключ в замочную скважину, но, прежде чем я успеваю его повернуть, дверь распахивается. На пороге стоит отец. Он кипит от бешенства: