Девки
Шрифт:
Крот проворно обходил препятствия сбоку или отбегал и начинал рыться в другом месте. Анныч тогда преследовал его на новых позициях, и так крот боролся с человеком до тех пор, пока человек не перерубал его лопатой в земле наугад. И всегда крот долго не давался, до того он был ловок и расторопен. Он бросался из стороны в сторону, в десяти местах высматривая позиции, и менял их неуловимо и чрезвычайно неожиданно. «Крот, — подумал Анныч, обозревая работу при мельнице, — ну ничего, припасена ему лопата». Думал он беззлобно, потому что был уверен, что действительно припас
Он повернулся лицом к мельничному двору и увидел: над воротами подвешена новая вывеска, неуместно больших размеров, с картинкой. Картинка лубочного выполнения, намалеванная волостным маляром на фанерных листах, изображала мужиков. Мужики были все в лаптях, долговолосы и старомодно одеты в домотканые штаны. Стоя в кругу, они держали друг друга за руки на фоне какого-то здания, надо думать промыслового.
Эта картина занимала половину вывески, а на другой половине значились слова:
Мукомольное кооперативное объединение граждан
НЕМЫТОЙ ПОЛЯНЫ
«Победа социализма»
Анныча озноб прошиб. Он отвел взгляд от вывески и тут же встретился глазами с Канашевым. Старик Канашев сидел у окна своей сторожки, приглядывал за рабочими и читал газету.
Загородив оконце бородою, он сказал:
— Поглядеть пришел на нашу работу? Рыбак рыбака видит издалека — пословица дедова. Теперь мы тоже в действительное соединение произвелись. К этому все дело, думаю, клонится при нашей жизни. Не зря газеты в трубы трубят.
На носу у него очки недавней покупки. Раньше нужда в них сказывалась только при чтении священного писания, а теперь в руке Егора Анныч увидел «Кооперативное слово», орган губсоюза.
— Иди выпей чашечку, — приглашал Канашев, — самовар не успел остыть, а гости у нас — редкость.
«Когда же это они дела обернуть успели? — думал Анныч, слушая Егора. — И как это надо понимать — замыслил ли он тут другую увертку или это он вправду? И газета в руках... Нет, не бывает таких перерождений! А может, и бывает?»
— Сколько же членов обнимает ваша артель? — спросил он. — Как это все точно чудом?
Канашев вздохнул:
— В чужих землях кооперирован каждый богатый человек, один редко чем владеет. Вот он настоящий кооперативный лозунг — в единении сила! Раньше у нас тоже проба была, друг с дружкой соединялись. К примеру, акционерное общество «Самолет». Пароходство братьев Кашиных тоже на соединении людей держалось... Только при новой власти поняли мы, какое это в самом деле подспорье нашему промыслу. Век живи, век учись.
— Зарегистрирована где-либо артель? — перебил Анныч.
— Мое дело теперь рядовое, а делами правления ведает теперь вон он, председатель, — Канашев указал на Яшку. — Устав сочинил и зарегистрировал по всем там положенным ранжирам. Смена смене идет... А про меня одно сказать: молод был — конем слыл, стар стал — одром [133] стал. И никак того не понимал, что истинное успокоение найду при артельном
133
Одёр — (от слова ободрать) изнуренная, тощая (обычно старая) лошадь.
Подошел Яшка, разгоряченный работой. Стирая пот со лба подолом рубахи, сказал:
— Вызываю, Анныч, твою артель на соревнование. И при случае на буксир возьму. Свой своему поневоле брат.
Они сели на бревна подле окна, из которого глядело бородатое лицо Канашева. Для Анныча понятна была ехидная приветливость победителя, и он уж был занят решением: сейчас ли прямо суждено ему идти в волость или можно погодить немного. Дороги были неустановившиеся, санный путь кончился, а на телегах по причине грязи тоже не проедешь... Но дело требовало расторопности.
— Непогоды такой никогда не было, — сказал Анныч, бросая окурок под ноги.
— Деды не припомнят, — поддакнул Канашев.
Емельян взял за черен лопату и молча указал к тому месту, где работали. Яшка и Филя поднялись вслед за ним.
— Я хотел спросить, — заторопился Анныч, — который тут у вас начальник теперь?
— Все одинаковые, начальники, народная власть, — ответил Емельян.
— Артельщики наши молоть мешочка четыре привезут вам. Велика ли тут очередь?
— Вам без очереди, — сказал Яшка, — родная кровь и вообще. Привозите. Обделаю. На три камня пушу.
Он плюнул в пригоршни и пошел вслед за Емельяном, Анныч же тронулся к дому.
Через трое суток свой человек, отправленный на мельницу с зерном, доложил: присмотр за всем ходом дела по-прежнему лежит на Канашеве, и слух, что якобы Яшка там глава, — сплошная афера.
Тут Анныч не стерпел и ринулся в волость. Отсек [134] волкома рассказал: дело Канашева после передачи его кооперативному объединению не вызывает подозрений; артель соблюла все правила для оформления, а теперь подобные артели плодятся повсеместно год от году, и дискредитировать артели в самом их зародыше разными подозрениями или тем более неисчислимыми ревизиями не годится.
134
Отсек — ответственный секретарь.
Кончилось тем, что отсек послал Анныча к Петру Петровичу, который ведал всеми такими делами в волости.
Анныч на этот раз воздержался от употребления даже таких слов, как «бюрократист» «аппаратчик» и «портфельщик», которыми он обычно оделял несогласных с ним работников. Он махнул рукою, сердито хлопнул дверьми и пошел отыскивать Обертышева.
Обертышев был в отъезде и вернулся только вечером. Невесело и расторопно Анныч задал ему вопрос: отчего колхозные намерения немытовцев не находят в ВИКе поддержки? Ведь было определенное решение в уезде?