Девочка ищет отца
Шрифт:
Старик оживился; что-то похожее на улыбку показалось на его лице, и рука потянулась к кисету.
– Значит, это мы любим?
– сказал пришедший.
– Скучновато, значит, без табачку? Что же, дело хорошее, только ведь, знаешь, сейчас с табачком трудно. Дорогая вещь нынче табак.
– Он как будто не замечал руки старика, протянутой за табаком.
– Очень нужно мне Соломина повидать, - говорил он рассеянно.
– Я, понимаешь, старый его ученик. В школе у него учился. Он меня хорошо знает. Обязательно нужно мне ему одну вещь сообщить. Исключительно
Колебания очень ясно отразились на лице старика. Ему, очевидно, не хотелось говорить, где ловит рыбу Соломин, но табак был совсем рядом, вот здесь, и целых три стакана. Он вздохнул, сожалея о своей слабости, и сказал:
– Этой тропкой дойдёшь до озера - и забирай вправо. Вёрст пять пройдёшь, на просёлок выйдешь. По просёлку влево бери. Версты три до речки. Там по-над берегом тропка пойдёт до большого озера - вёрст десять, а на озере избушка стоит, лесорубы сложили. Там они и живут.
Пришедший повеселел, ловко управляясь единственной рукой, развязал вещевой мешок и достал свёрток с махоркой.
– На, - сказал он, - кури на здоровье. Значит, всего вёрст двадцать будет?
Старик не слушал. Он торопливо свернул папироску и ушёл за огоньком в избу. Пришедший завязал мешок, вскинул его на плечо и быстро зашагал по тропинке вниз. Он скрылся за деревьями. Сучья хрустели под его ногами. Хруст затих. Внизу, около озера, мелькнула казавшаяся отсюда маленькой его фигурка и окончательно исчезла в густой зелени.
Тогда медленно открылась дверь избы, и старик вышел на крыльцо. Он постоял, внимательно вглядываясь в лес, и трижды громко крикнул иволгой. Лес молчал. Потом другая иволга ответила троекратным криком. Старик ждал, щуря глаза. Он плохо видел в сумерках. Вот опять на тропинке хрустнули сучья. Из-за деревьев вышли мальчик и девочка. Мальчику было на вид лет четырнадцать. Он шёл уверенно и ровно. Так ходят люди, привыкшие к лесу. Лицо его обветрилось и загорело. От этого глаза казались особенно светлыми, почти белёсыми. Девочке было лет семь. У неё был вздёрнутый носик с тремя веснушками на кончике и такие большие глаза, что казалось, они широко раскрыты от удивления. Два крысиных хвостика - две косички прыгали у неё за плечами.
– Разве уж поздно?
– спросил мальчик.
– Мы видели в озере сома!
– перебила девочка.
– Да, - сказал мальчик.
– Вот такого большого...
– Усатого и сердитого!
– перебила девочка.
– Да, - сказал мальчик.
– Мы слышали дятла...
– Когда мы подошли, он улетел, - перебила девочка.
– Я нашёл новый малинник...
– сказал мальчик.
– Огромный-преогромный!
– перебила девочка.
– И Лена съела столько малины, - сказал мальчик, - что я не понимаю, как она не умерла.
– Вот как, - сказал старик, - значит, ей не хочется сладкого. А у меня есть мёд, и я хотел, чтобы она испекла нам лепёшки.
– Ничего, - сказала Лена, - мёд я могу есть. Печка
– Топится, и дрова наколоты. Пока ты печёшь, мы с Колей посидим поговорим.
Лена ушла в избу.
– У нас мало времени, Коля, - сказал, помолчав, старик, - а мне многое нужно тебе сообщить. Я не думал, что так скоро нам придётся расстаться...
Глава пятая
В дальний путь
Тени над лесом сгустились, бледные звёзды проступили на светлом небе, а дед и внук всё ещё разговаривали.
– Я так привык, что Лена моя сестра, - сказал Коля.
– Почему ты обманул меня, дедушка?
– Ты был ещё мал. Да и что это изменило бы? Не о том сейчас речь. Подумай, как важно для гитлеровцев захватить дочь Рогачёва! Как страшно они могут ему отомстить! И как я посмотрю Рогачёву в глаза, если он придёт сюда и спросит: "Как же вы дочь мою не уберегли?"
– Нельзя, - сказал Коля, - нельзя, дедушка. Как это так - не уберегли! Обязательно убережём. Да и кто узнает? Здесь же нет людей. Я знаю такие места, что никто не отыщет.
Он огляделся. Со всех сторон к ним подходил лес. Тянулись чёрные тени от деревьев, изгибались белые ветки берёз. Вышла луна, и в призрачном её свете ветки казались руками, а стволы - туловищами странных лесных уродов.
– Здесь, в лесу, нет фашистов, - неуверенно сказал мальчик, - здесь никто не может узнать.
Дед, понизив голос, ответил:
– Узнали, Коля! Не знаю, как, но узнали.
– Почему ты думаешь?
– спросил Коля.
– Сегодня ко мне пришёл человек. Он был одет крестьянином, но он не крестьянин. Он разговаривает по-городскому, и мешок у него завязан не так, как крестьяне завязывают мешки. Он принял меня за сторожа. Странный человек - невысокий, с добродушным, слишком добродушным лицом, без левой руки.
– Зачем же он приходил?
– шёпотом спросил Коля.
– Он спрашивал про девочку, которая живёт у Соломина, - шёпотом ответил старик.
– Что ты ему сказал?
– Я сказал, что Соломин с детьми ушёл на рыбалку, на озеро. Я услал его за двадцать километров. Двадцать километров туда и двадцать обратно завтра к вечеру он будет здесь.
– Что же делать?
– Завтра к вечеру ты и Лена будете далеко отсюда.
– А ты?
Дед помолчал; усталое было у него лицо.
– Я останусь, - сказал он.
– Ты знаешь, я не могу ходить. Я вам буду только помехой. Ты уже большой мальчик, Коля. Я думаю, ты знаешь не меньше городского школьника. Кроме того, ты три года провёл в лесу. Ты не трус, и сообразительности у тебя хватит. Ты не боишься?
– Нет, не боюсь. А куда нам идти?
Дед пожал плечами:
– Что я могу тебе сказать? Лучше всего, если б тебе удалось провести Лену через фронт и доставить её отцу, генерал-лейтенанту Степану Григорьевичу Рогачёву, или хотя бы любому командиру или бойцу Красной Армии. Если это тебе не удастся - а это, Коленька, очень трудно, - надо доставить её партизанам. Куда - не знаю. Они прячутся в лесах, их надо найти.