Девочка из легенды
Шрифт:
— Глубоко! — подтвердила «саранча».
— Вот я и искупаюсь, где глубоко.
— А там не купаются.
— А я искупаюсь.
— Ой, да там же не купаются!
Дина высвободила свою руку из цепких Маринкиных пальцев и пошла по дороге в сторону холма. Маринка от нее не отстала. Пошла рядом, подпрыгивая, как воробей, то и дело придерживая больную ногу за колено. Ее маленькие смуглые пальцы на босой ноге были похожи на крошечные картофелинки, которые попадаются иногда в земле, когда копаешь
— Прорвался, а болит! — заговорила Маринка сердито. — А я тебе сад хотела показать. Через мостик бы перешли — и в сад! У нас сады хорошие.
Внезапно Маринка ойкнула, резко повернулась и, припадая на больную ногу, побежала к речке.
— Барбансон! — крикнула она. — Вон! На бугре! Барбансон выполз!
И она на ходу стала стягивать с себя сарафан.
— Куда же ты?
— Купаться, — ответила Маринка, — а то если не скупнусь, он меня уже потом не пустит! Пока не заживет. Уж я знаю. Он такой, папка!
И она с разбегу бухнулась в речку. Подбежали огуречные девчонки и следом за ней с визгом и гамом стали плюхаться в воду.
Дина тоже увидела Барбансона. Гнедой сильный жеребец торопливой рысью спускался с бугра.
— Вылезай! — беспомощно крикнула Дина.
— Ага! Сейчас! — ответила ей Маринка и нырнула под воду.
— Вылезай же! Слышишь! — снова крикнула Дина.
Ей вдруг стало страшно остаться один на один с человеком, который знал Ивана Чижикова. А человек этот был уже совсем рядом — Барбансон уже спустился с бугра.
— Вылезай же!
— Ага! — ответила Маринка. — Я сейчас нырну, а ты крикни что-нибудь. Я проверю, хорошо ли под водой слышно, — и она снова нырнула.
Тогда Дина стянула с себя платье и тоже бухнулась в речку. «Зря, ой, как зря!» — подумала она, когда ледяные струи коснулись ее тела.
Она нырнула в прозрачную глубину. Дно речки было ровным, песчаным. Большие темные раковины лежали в песке. Кажется, что-то учили про них в школе. Мелкие рыбешки, почти мальки, прозрачные и хрупкие, суетились перед глазами.
— …а-ай! — донесся до нее приглушенный слоем воды крик.
— Выныривай! — кричала Маринка.
Дина вынырнула.
Опасность миновала — Барбансон уже выбрался на Маринкину улицу.
— Ты что же это! — стала ругаться Маринка. — Я уж думала, тонуть хочешь! Нырнула — и нет!
«Саранча» все еще бултыхалась в воде с визгом, плеском и шумом.
— Хорошо скупнулась, — довольным тоном произнесла Маринка, выбравшись на берег и натягивая на мокрое тело сарафан. — Теперь уже надолго скупнулась. Теперь уж он не даст.
Одевшись, она заторопила Дину, которая все никак не могла надеть платье. — так озябла, что руки тряслись.
— Ну идем же! Идем, Чижикова!
— Да, —
У нее тревожно и гулко билось сердце, и вдруг захотелось домой.
— Знаешь что, — сказала она Маринке умоляюще, — ты иди вперед… Ты ему расскажи про меня. А уж я одна дойду потихоньку. А то что же я сразу… Он приехал, а я сразу.
— Хорошо, — охотно согласилась Маринка и побежала к своему дому, попрыгивая по-воробьиному.
Уехать бы! Обратно! Домой! В Брыковку! Ведь увидела же обелиск на бугре! Ведь видела же!..
Но деньги на обратный билет лежали в кармане плаща, оставленного в кухне на вешалке, и чемодан с Лелькиными тапочками тоже остался там, на лавке.
Дина постояла немного на берегу, глядя на купающуюся «саранчу», стараясь заставить сердце биться спокойнее. Но оно не слушалось. Дина коротко вздохнула и пошла к дому…
Во дворе стоял уже распряженный Барбансон. Возле телеги возилась Саша.
Дина погладила Барбансона по шее, и он покосился на нее большим, добрым глазом. И вовсе он не сумасшедший.
— Не давай ему воды! — крикнула Саша Маринке, гремевшей где-то в чулане ведрами, — пусть остынет.
— А он уже остыл! — весело отозвалась из чулана Маринка. — Он спокойно шел. Он ничего не учудил. Правда, папа?
— Правда, — раздался мужской голос, и из дома на крыльцо вышел человек.
Он был высок и широкоплеч, с крупными, загоревшими до черноты руками. Он заслонил темной ладонью глаза от солнца и посмотрел зачем-то на небо. Может быть, его беспокоили облака над лесом. И Дина тоже посмотрела на небо, и снова ей вспомнилась Брыковка — там облакам почти всегда радовались.
— Папа! — это на крыльцо выбежала Маринка. — Папа! Это она! Это та самая, у которой здесь отец погиб! Ты ему скажи, Чижикова, как твоего отца звали. Ты скажи!
Человек спустился с крыльца и подошел к Дине.
Удивительно, знакомое, лицо увидела Дина! Она не сразу сообразила, где же, когда она могла видеть это лицо…
И лишь когда он, удивленный ее долгим молчанием, вопросительно поднял брови, и кончики их поползли вверх, к вискам, она вспомнила!..
Портрет на столике у них в комнате!
— Иван Чижиков! — вскрикнула Дина.
И еще одно слово пришло к ней и готово было сорваться с ее губ. То недосягаемое для нее, огромное, необъятное слово, которое она произнесла один раз в жизни, глядя на темную тень на стене кухни. Слово «отец»!
Но она не произнесла этого слова. Потому что он посмотрел на нее удивленным, долгим взглядом и покачал головой.
— Иван Чижиков? Нет. Такого в нашем отряде никогда не было.
Большой сильный человек сидел за столом в кухне.