Девочка из легенды
Шрифт:
Вот она, красная линия железной дороги, убегающая на северо-запад, к дремучим партизанским лесам…
— Дом подожжешь, — вдруг негромко и совсем не сонно сказал Андрей.
Дина вздрогнула, уронила погасшую спичку.
— Ты не спишь?
— Сплю, — ответил он грубовато и резко повернулся лицом к стене.
Дина отошла от дивана, на цыпочках подошла к кровати матери.
— Мама, — позвала она тихо. — Мама!
Мать проснулась.
— Что? — тревожно спросила она. — Ты что, Дина?
— Я не поеду
Она попросила об этом в последний раз. В последний! И не ее вина, что мать и на этот раз ответила:
— Поедешь. Спи.
— Ну, смотрите! — про себя сказала Дина, чувствуя, как что-то холодное входит в грудь, словно сердце начинает леденеть. — Ну, смотрите, если это — правда!
Поезд остановился где-то на втором пути. Они с Лелькой опаздывали. Сначала они бежали вверх по лестнице, потом по длинному железному мосту над вагонами, потом снова по лестнице — вниз.
— Ведь надо же ей сказать! Надо! Ну, что же я? — в отчаянии шептала Дина, еле поспевая за Лелькой, тащившей свой фанерный чемоданище.
— Подожди, Леля! — глухо попросила ее Дина. — Подожди! Пожалуйста!
— Не дам! — отозвалась Лелька и прижала чемоданище к животу. — Еще надорвешься!
— Подожди! — крикнула Дина.
— Ничего, ничего, — не останавливаясь, на ходу подбодрила ее Лелька, — сейчас добежим!
— Подожди!
— Сейчас, сейчас!
— Я не еду, Лелька!
— Ну да! — не оборачиваясь, ответила Лелька.
— Я не еду! У меня билет на другой поезд!
Лелька остановилась и чуть не выронила чемодан.
— Вот, — Дина вынула билет, — видишь? Совсем на другой…
Лелька беспомощно затопталась возле Дины, глядя на нее широко раскрытыми от изумления глазами.
— Не понимаю!
Ее толкали, задевали бегущие к вагонам пассажиры, она только крепче прижимала к животу ручку чемоданища.
— Не понимаю!
В Лелькиных глазах было отчаяние.
— Я же сказала тебе: я еду в другое место! Мне нужно! Понимаешь? Очень нужно. Очень! Очень! Очень!
— Все равно ничего не понимаю! А как же билет?
— Пусть пропадает. Я тебе деньги потом отдам, когда приеду.
— А куда ты?
— Потом скажу.
— А зачем?
— Тоже потом! Не спрашивай сейчас, Лелька! Не могу! Потом!
— А что же я тете Шуре скажу?
— Ничего не скажешь — ты ее не увидишь. Ты же в Брыковку уезжаешь.
— А что я ей напишу?
— Ничего не пиши. Я через неделю вернусь.
— А куда ты?
— Я же сказала, Лелька! Потом! А если кому проболтаешься, буду, всю жизнь ненавидеть! Это поняла?
Жестоко было говорить это Лельке. Самой дорогой, самой смешной, самой бестолковой…
— Лелечка, ты поняла?
— Поняла! Только я тогда тоже не поеду! Зачем она мне, эта Брыковка? Я с тобой!
— Со мной нельзя! Ты поедешь в Брыковку!
— Не поеду!
Лелька одной рукой прижимала к себе чемодан, другой накрепко ухватила Дину за рукав.
— Куда же я без тебя?
— Иди же! Иди! Поезд тронулся!
— Сама ты тронулась! — взвизгнула Лелька.
Дина с силой отцепила Лельку от своего рукава, потащила ее к поезду, на ходу стала впихивать в вагон вместе с ее чемоданищем.
— Дура! — крикнула Лелька, чуть не плача.
Проводница заругалась, закричала на Лельку, шлепнула ее ладонью по затылку и втащила с подножки в вагон, но Лелька еще успела погрозить на прощание Дине кулаком.
Когда поезд отошел и его уже не стало видно, Дина подхватила свой легонький чемоданчик с трусами и тапочками, перекинула через плечо плащ и пошла — сначала по лестнице, потом через мост, потом снова по лестнице — в здание вокзала, ждать.
Потому что поезд в партизанские края, откуда они когда-то приехали вместе с матерью и где был похоронен их отец, уходил поздно вечером.
Когда вчера утром она брала билет, у кассы толпилась очередь. Кому-то нужно было в Москву, кому-то — в Горький, кому-то просто в маленький поселок.
— Куда? — спросила Дину кассирша, и Дина ответила ей не сразу. Потому что поезд, на который она хотела купить билет, должен был увезти ее и не в город, и не в поселок — так ей казалось. Он должен был увезти ее в прошлое, куда-то к темной пропасти — той самой, без неба и звезд, которая открылась ей, когда прочитала она письмо тети Леры, — где, может быть, ходил по земле, жил, дышал человек Иван Чижиков.
Поезд увозил ее в прошлое, и странное ощущение, что едет она не вперед, а куда-то назад, ни за что не хотело оставлять ее.
Она обманула только мать и брата, но ей казалось: она обманула весь мир. И поэтому она старалась не смотреть в лица своих соседей по купе и не разговаривала с ними. Можно было взять у проводницы постель и лечь спать, но Дина не решалась заговорить с ней, словно и ее обманула.
«Обманула-обманула!» — четко выстукивали колеса поезда. «Ну и пусть!» — тряхнула Дина головой. Колеса и с этим согласились: «Ну и пусть, ну и пусть, ну и пусть!..»
Она вышла в коридор, остановилась у окна.
Даже то, что на пути лежала Москва, не трогало ее.
Москва была близкой всю жизнь. Всегда казалось, что она где-то совсем рядом. Вот поднимешься на Соколиную гору, и там, за голубым горизонтом, откроется сказочная Красная площадь, непонятное Садовое кольцо и улица Горького.
Но теперь Дина не думала о Москве. Там, куда увозил ее поезд, сияющей Москвы не было…
За темным стеклом, на котором отразилась Динина тень, бежали торопливые светляки — огни какого-то городка. Огни мерцали, мигали…