Девочка из прошлого
Шрифт:
Наша дочь проявляет удивительную привязанность и консерватизм в отношении старых вещей и игрушек. И это несмотря на то, что ее папа скупил половину местного супермаркета.
Я улыбаюсь Демиду, а потом хожу из угла в угол, представляя, что вот в эту самую минуту мой ребёнок покидает пределы страны.
И я сгрызла бы себя до косточек, если бы нутром не ощущала то же самое со стороны Демида.
Переступив порог дома, он первым делом бегло окидывает его цепким изучающим взглядом. И я знаю, что он ищет —
Люди Ди Стефано больше нас не охраняют — Демид договорился с Феликсом. Теперь нас охраняют люди Ольшанского. Точнее, зорко следят, чтобы я не сбежала с ребенком.
И это никак не добавляет тепла в наши отношения.
С доверием тоже все плохо.
Демид познакомился с мамой, но общение прошло достаточно сдержанно. Все-таки, Ольшанский для неё в первую очередь остается другом Глеба. По крайней мере, пока.
Мне хочется все изменить, вернуть в прежнее русло, но я не чувствую в себе сил. Они куда-то подевались. Я стала вялой, апатичной, меня все время клонит в сон.
Мама говорит, что я похудела, даже Демид это заметил. Проявил участие. Предложил помощь — отвезти в больницу. Я поблагодарила и отказалась.
Я сама знаю, что со мной. Слишком хорошо помню наш последний разговор.
«Я смогу просить тебя о прощении только когда смогу простить себя».
Значит, не может. А я не хочу маячить вечным укором перед глазами. Если Демиду проще меня не видеть, значит пусть будет так. И пусть сердце при виде этого мужчины по прежнему готово выскочить из груди, внешне я никак этого не проявляю.
Ко мне Демид слишком, чересчур, болезненно внимателен и предупредителен. Иногда хочется схватить его за шиворот и хорошенько встряхнуть.
Меньше всего мне нужны его раскаяние и бесконечное чувство вины. А я видела все эти тонны материалов по недоношенным детям, которыми завален его кабинет.
Только разве я до него дотянусь?..
Правда, иногда я ловлю на себе внимательный взгляд черных глаз, и в их глубине мне чудится что-то знакомое. Совсем недавнее. Очень близкое. Цепляющее...
Но наваждение очень быстро проходит, и я ругаю себя за ненужные фантазии.
Показалось. Бывает. В последнее время с завидной регулярностью.
Зато он потрясающий отец. Наша малышка нежно любит своего папочку, и я искренне признаю, что вполне заслуженно.
Вот и сейчас Катя сидит на стульчике, а Демид завязывает ей шнурки на кедах.
Я пробовала с ним воевать, но потерпела полное поражение.
— Она должна сама учиться, Дем! — попыталась я убедить упрямого отца своей дочки. — Это развивает мелкую моторику. А моторика влияет на речь. Ты сам видишь, что Катя плохо говорит...
Сколько материала было
Каждый день он изобретает что-то новое. Вдвоем с малышкой они перебирают крупу, завязывают игрушкам банты, складывают пазлы. Не знаю, как у Кати, а у ее отца мелкая моторика доведена практически до совершенства.
Но шнурки на кедах все равно завязывает Демид. И почти везде носит Катю на руках. Или на плечах. Дочка тогда кажется совсем мелкой по сравнению со своим высоким и широкоплечим отцом.
— Я хочу ей помочь, — у него на все один ответ. — Моя дочь должна знать, что во всем может на меня положиться.
Чтобы Демид кормил Катю я тоже была против, но недолго. Ровно до того момента, когда увидела, как Катя кормит из ложки Демида. Равновесие было восстановлено, и я промолчала.
Демид с дочкой уходят на прогулку, он возвращается совсем скоро один.
— Катя у твоей мамы. Я отвел ее ненадолго, мне нужно с тобой поговорить.
— Слушаю, — поворачиваюсь, складываю на груди руки.
— Я должен вернуться домой, появились срочные дела. Ты отпустишь со мной Катю?
У меня в горле встает комок, дыхание спирает. И я готова поспорить, что с ним происходит то же самое.
— У нашей дочки есть братья и сестра, целая толпа родственников. Я хочу их познакомить.
Арина внутри меня мечет молнии, но я приказываю ей заткнуться.
«Ты ее вернешь?» — рвется из меня наружу. Но в направленном на меня взгляде столько напряженного ожидания, что я заталкиваю готовые вырваться слова обратно.
Момент доверия величина обоюдная. Вместо этого спрашиваю то, что меня по-настоящему интересует.
— Ты вернешься?
В черных глазах мелькает короткая яркая вспышка.
— А ты будешь ждать?
Ответом звучит простое и короткое «Да».
И правда, зачем лишние слова? Похоже, Демид думает так же. В доли секунды оказывается совсем рядом, нависает.
— Куда-то не туда мы с тобой зарулили, да, малыш?
Пожимаю плечами.
— Ты сам сказал, что мы теперь родители, и что...
Договорить Демид не дает, хватает в охапку, впечатывает в себя.
— Значит, будем совмещать, — и хрипло шепчет в ухо. — Кран обязательно ломать или обойдемся?
Тяну его за воротник рубашки, говорю прямо в губы.
— Обойдемся.
Договорить не дает язык, раздвигающий губы и врывающийся в рот с голодным желанием. От бешеного напора колени слабеют. Чтобы удержаться, цепляюсь за шею Демида. Опускаю руку вниз, кладу на закаменевший пах, и от глухого мужского стона перемычка белья мгновенно намокает.