Девочка из рода О'Хара
Шрифт:
И тут во мне проснулся гнев. Я рванул к громиле, но мои ноги в лакированных ботиночках скользили бесшумно. Моя рука дотронулась до бедра мерзавца, его пистолет выскочил из кобуры, как нитка из иголки, кажется, он ничего не понял. Я толкнул охотника вперед к стене, а сам отпрыгнул в сторону за тяжелый сосновый столик, что оказался между мной и охотником.
Тот нехорошо зарычал, повернулся и вразвалочку сделал первый шаг ко мне. Я поднял пистолет и три раза нажал на курок.
Пьяница нелепо прыгнул назад и закрыл грудь
— Я, кажется, вытер вам лужу, — сказал я, обращаясь к хозяину. В руке дымился пистолет. Чувство свободы заполнило меня до кончиков пальцев. Я посмотрел в глаза каждому из сидящих в салуне. Все они были очень старые люди, которые в этот момент меня боялись. Я не знал, что чье-то могущество так старит окружающих.
— Пить, — я шагнул к стойке бара. Хозяин смотрел на дуло пистолета, которое было на него направлено.
— Виски, мерзавец, виски!
Мне казалось, что я нашел с миром общий язык и породнился.
Хозяин не трогался с места. Я повернулся в сторону громилы, подпирающего угол. И шагнул к трупу. Его штаны даже не были застегнуты. На животе болтался кожаный кошель. В нем лежали смятые доллары и несколько золотых монет. Я нагнулся и ухватил золото и бумажки, что там были. Хозяин тут же отвернулся, налил мне полный стакан желтой дряни. Я, не чувствуя вкуса, опорожнил стакан. Хозяин кивнул в сторону горы кровавого мяса:
— А с этим что будешь делать?
В голове моей зашумело. Не говоря ни слова, я развернулся и направился к выходу. Старикашка в рваных штанах еле успел сдвинуться с моего пути, а не то я бы сбил стул, на котором он сидел. Ударом ноги я распахнул дверь и вышел на пустынную улочку.
Нападение или бегство
…Платья Эллин, Полин и Евлалии были уложены. Кофры с трудом застегнуты. Женщины готовились к отъезду, как к побегу.
Старухи приказали сестрам садиться в карету. Эллин как сомнамбула, двинулась к выходу. Что-то случилось с одним из чемоданов. Он упал, раскрылся, оттуда посыпались бесчисленные бумаги. Эллин вспомнила далекое прошлое…
…Однажды она чуть было не подумала, что ее соперницей стала маленькая Полин. Это было год назад. Первая женская трагедия.
Полин — в курсе сердечных мук Эллин. Как-то днем она подбежала к сестре: вид ее был крайне озабоченный.
— Эллин, сегодня утром я видела кузена Филиппа. Я стояла на галерее, а он спал в своей спальне.
Галерея тянулась вокруг всего дома. Окна спален выходили на этот гигантский балкон.
— Полин, нехорошо подглядывать за спящими мужчинами. — Пауза. — А что он делал? Шептал мое имя?
— Ну вот видишь, я же говорила, тебе будет интересно!
— Ах, Полин, молчи. Это нескромные подробности. — Пауза. — Так что? Он совсем был раскрыт?
— Я бы сказала так: не совсем.
— Ты иногда говоришь, как взрослая леди. — Негодующее выражение лица сменилось крайним любопытством. — А дальше что было?
— А я и есть взрослая леди. А дальше кузен повернулся на левый, нет, на правый бок. И на плече у него был рисунок, как у этих страшных индейцев, что рисует доктор Мид.
— Это называется татуировка, Полли.
— Я так и подумала, это татуировка. У кузена Филиппа очень мягкие волосы.
— Ты что, пробовала их на ощупь?
— Я достаточно воспитана, чтобы этого не делать. Их шевелил ветер. Если наш утренний бриз шевелит мужские волосы, значит они должны быть, как пух.
— Полли, у тебя талант рассказчицы.
— Это комплимент, переходим к делу. В момент, когда подул ветер, кузен Филипп еще раз повернулся направо.
— Но он уже лежал на правом боку.
— Вот именно. Теперь он лег на живот.
— Как нескромно.
— Конечно.
— Так долго подглядывать!
— Конечно, за это время с него спала простыня.
— О-о, Полли, ты все видела?
— Можешь себе представить, милочка, да!
— Ты не упала в обморок?
— Но он же не показывал мне рога. Он всего лишь открыл нечто другое.
— Полли, я затыкаю уши. Ты даже не покраснела. — Пауза. — А он как? ничего?
— Где?
У Эллин выражение лица оскорбленной добродетели. Полли смягчается.
— Ты знаешь, у него очень белая кожа.
— Это ужасно!
— Конечно. Моя рука по сравнению с его кожей…
— С его кожей, где?
— Ну, конечно же, у спины, дорогая.
— Где мои нюхательные соли? Ты сравнила свою ручку с его…
— Милочка, я сравниваю не мою ручку с его… а цвет кожи.
— С этого дня ты не выйдешь из своей комнаты днем ни на секунду.
— Только ночью?
— Не шути. Это у тебя от нервов. Кожа здесь не причем.
— Я тоже так подумала, что если протяну руку, то, пожалуй, дотронусь до него.
— О-о. Это право жены, моя девочка! Представляю, что ты пережила.
— Да, я тоже так думаю. Помнишь, как бабушка Робийяр рассказывала миссис Покасяьк, что застала своего будущего мужа в океане. Он купался как простой индеец. Бабушка сделала вид, будто не знает, что дедушка знает, что бабушка не знает, будто на дедушке ничего нет, и простояла на берегу два часа, любуясь закатом. Дедушка Робийяр был вынужден сидеть в океане до темноты и на все требования бабушки вылезти из воды отвечал, что здесь ему нравится. Он получил жестокую инфлюэнцу! Когда я смотрела в это утро на твоего кузена…