Девочка-лед
Шрифт:
— Может, мне достать те, которые я видела у тебя в квартире? Ну, розовый такой флакон. Victoria Secret, — поясняет она. — Я понюхала, мне они «зашли».
Меня передергивает от мысли, что она воспользовалась ими.
— Не вздумай даже, — выходит довольно резко.
— Ооо, ну, нет так нет, — трещит пустоголовая. — Слушай, я тут вернуть хочу… — Алла достает что-то из сумки.
— Тебе кто давал разрешение брать ее? — гневно интересуюсь я, глядя на экземпляр Коэльо, который она сжимает своими красными когтями.
Он совершенно
— Ну мне захотелось посмотреть. Название такое, с пафосом: «Вероника решает умереть», — глупо фыркает она. — Я пыталась читать, клянусь. Чушь какая-то.
— Не стоило даже начинать, — щелкаю лепестком, чтобы сработали дворники и жму на педаль газа, обгоняя плетущуюся впереди камри. — Тебе не дано понять.
— Ой, а можно не грубить Янчик? — пища, просит она.
— Не называй меня так. Говорил, что бесит неимоверно, — предостерегаю ледяным тоном. — На место вернула быстро. И впредь не вздумай без спроса брать мои вещи. Ясно тебе?
— Ясно, — Алла тяжело и протяжно вздыхает. Закрывает бардачок и примирительно выставляет ладони вперед. — Вернула, не надо так агрессировать.
Я молчу. Тупая шкура.
— Ну и о чем по-твоему эта книга?
— Тебе зачем вдаваться в ее смысл? — вскидывая бровь, поворачиваюсь к ней. — Что с лицом, кстати?
— А что с ним не так? Праздничный макияж, в салоне делала, — произносит севшим голосом.
— Больше похоже на театральный грим.
— Ты невыносим! — всплескивает руками и морщит лоб.
Я усмехаюсь. Что есть, то есть, но проявлять ко мне симпатию никто не просил. Помнится, сама со мной познакомилась.
— Так что там с этой Вероникой? Хочу обогатиться духовно, — возвращается она к своему вопросу.
Ого… Обогатиться духовно. Сильное заявление. Ей не присущее абсолютно.
— Книга о том, как человек учится осознавать ценность прожитого мгновения. О жажде жизни перед лицом смерти. О безумии, избавляться от которого нельзя ни в коем случае.
Какое-то время Алла молчит. Зависла. Хотя куда ей размышлять на столь философские темы.
— Мне понравились твои фотографии. Они… хм необычные. Стильные. И картины черно-белые в карандаше — тоже огонь. А меня нарисуешь? — выдает вдруг Шевцова. — Я бы с удовольствием попозировала. И нагишом тоже.
Подмигивает мне. Стискиваю зубы до хруста. Злость накрывает моментально.
— Ты в студию заходила? — сталью звенит мой голос.
— Я… там открыто было…я просто осмотрелась, — испуганно мямлит и виновато пожимает плечами, уставившись на меня. — У тебя талант. Ты знаешь?
— А у тебя отсутствие инстинкта самосохранения, — стреляю в нее испепеляющим взглядом.
— Ну не злись, просто любопытно стало, — лезет ко мне, но я дергаю головой влево.
— Любопытство кошку и сгубило.
— Какую? — не понимает она.
— Неважно.
— В клуб
— Я — нет.
— Почему? А где же тогда ты будешь встречать новый год? Не с друзьями? Не со мной? Я думала, что мы…
Ее болтовня капитально действует на нервы.
— Ты в последнее время слишком много думаешь, — замечаю я, останавливаясь на перекрестке. — В твоем случае это вредно. Вон даже морщина на лбу появилась.
— Что? — она опускает солнцезащитный козырек и внимательно пялится в зеркало, приняв мои слова за чистую монету. — Ну че ты доводишь меня! Нет там никакой морщины!
Пока курица возмущенно кудахчет и осматривает свой излишне разукрашенный фэйс, я сменяю радиостанцию. До оскомины раздражает та примитивщина, от которой она тащится.
— Ну Ян, на фига ты переключил, — противно ноет, — там моя любимая песня играла…
— Кровь из ушей.
— А мне нравится…
Неудивительно. Музыка для деградантов. Ни мелодии, ни стоящего речитатива. Набор слов и пара аккордов.
— Что насчет Лисицыной? Как и договаривались? Третьего надо выманить ее в загородный дом? — спрашивает Алла, складывая козырек.
— Отбой, — сообщаю я ей коротко.
— Как это отбой? — переспрашивает, не скрывая изумления. — Но ты же сам говорил…
— Я. Сказал. Тебе, — повторяю с нажимом. Ненавижу, когда приходится объяснять что-либо дважды. — Мне это больше неинтересно.
Ловким движением достаю сигарету из пачки и зажимаю фильтр губами. Разгоняюсь по Ленинградке.
— Ну блин, а может все-таки…
— Нет, — обрываю ее на полуслове, щелкая зажигалкой. — Я передумал.
— Вот те на! И с чего вдруг? — удивляется блондинка. — Она меня пипец как бесит! Я бы с удовольствием ее проучила.
Мои губы невольно растягиваются в кривой полуулыбке. Еще одна особа, жаждущая расправы. У Лисицыной прямо паталогическая удача на тех, кто желает испортить ей жизнь. Жаль ее даже в какой-то степени. Сперва мой розыгрыш с похищением, потом травля, организованная мной же. А затем и Ника, оказавшаяся еще более чиканутой, чем я предполагал… Вырезать ножом слово на живом человеке — это даже для меня перебор. Совсем двинулась на почве ревности.
— Так а че ты передумал, Ян? — насупившись, пытается настойчиво вытащить из меня объяснение Шевцова.
— Глухая или тупая? — вопрос риторический. — Говорю же: азарт пропал.
В принципе мои слова не далеки от истины. Мстить Беркутову через эту страдалицу уже не комильфо. Девка как никак. Да и получила уже сполна. Не сломалась по итогу, как многие. Это определенно заслуживает уважения. Есть в ней что-то. Пусть дышит, потерянному для общества на радость…
Я вспоминаю лицо Ромео в тот вечер. Желваки, которые ходили туда-сюда. Трясущиеся руки. Обеспокоенный взгляд. Аж через гордость свою переступил. Так спешил в аэропорт, что решил воспользоваться моими услугами.