Девочка-лед
Шрифт:
Несмело проводит языком по моим губам, и я от удовольствия едва не отключаюсь. Обалдеть…
Она только моя.
Настоящее сокровище. Жаль, что сразу не разглядел, доверившись грязным сплетням. Нет чище существа, чем она. Нет прекраснее…
В какой-то момент моя мокрая насквозь футболка летит куда-то в сторону. Лисица сперва очень стесняется. Краснеет, стыдливо отводит глаза. Очевидно, мой голый торс вызывает у нее очередной приступ смущения, но под моим натиском, она все же сдается. Ее пальчики осторожно ложатся на мои плечи.
Целуемся, теряя счет времени. Теряясь друг в друге. Жаждущие губы. Сбившееся дыхание. Страстный шепот и обжигающие прикосновения.
Холодная Алена Лисицына. Тает в моих руках. Я же чувствую. Вот она какая на самом деле… Нежная. Ласковая. Отзывчивая. Хрупкий цветочек, который по какой-то причине достался мне. Испорченному во всех отношениях.
Она выставляет между нами ладошку. Наверное, знак, чтобы притормозил, остановился. Потому что понесло безбожно. Балансируем на грани. Поцелуев становится мало. И мы все теснее прижимаемся друг к другу, ощущая, что одной ногой стоим на пока еще запретной территории.
— Ром, — в ее голосе отчетливо слышится явственная паника. Оно и понятно.
Че ты как дикий в самом деле! Набросился на нее как голодный зверь.
— Ром, я… ты…
А ладонь так неудачно спускается на мой живот. Мышцы пресса напрягаются под ее пальцами, и она вздрагивает вместе со мной.
Одуреть можно…
— Ммм, — мычит, отклоняясь. — Ром…
— Лиса, — перебиваю, отрываясь от сладких губ.
Пытаюсь дышать. Сердце гулко барабанит о ребра. По венам жгучее желание разливается. Накрыло — не выплыть.
— С ума схожу, прости, — признаюсь, целуя худенькое плечо, пока ее пальчики путаются в моих волосах. — Не соображаю совсем, но клянусь, никогда не обижу тебя. Ты же понимаешь. Понимаешь, да?
Силой воли заставляю себя отодвинуться от нее.
— Скажи, что веришь. Мне это важно, — серьезно смотрю на нее.
— Верю…
Стискиваю ее в объятиях и выдыхаю с облегчением.
— Извини, если напугал своим напором. Просто ты…
Я закрываю рот, чтобы не наговорить лишнего. Молчи, Рома. Просто молчи.
— Я… что? — обнимая меня за шею, невинно интересуется она.
Как бы слова подобрать, чтобы помягче и без пошлостей…
— Слишком волнуешь меня, — единственное, что могу выдать. Искренне и по-честному. — Но тебе не стоит переживать на этот счет. Ясно?
— Да, — отзывается тихо.
— Дрожишь. Замерзла. Подожди…
Вылезаю из кабинки и снимаю с вешалки безразмерный махровый халат, который мать привезла сюда однажды.
— Держи, — протягиваю его ей. Только сейчас замечаю, что Алена прикрывает ладонью то, что сотворила с ней Вероника.
Буквы, вырезанные ножом.
Снова злость вытесняет все остальные эмоции.
— Ром, не смотри туда, пожалуйста, —
— Почему? Ален, — хмуро наблюдаю за тем, как она спешно кутается в халат и опускает голову.
— Потому что она хотела, чтобы ты смотрел. Каждый раз, когда прикасаешься ко мне. Чтобы не забывал, кто я…
То, что она говорит ужасает меня. Эти слова раскаленными гвоздями прибивают мои ступни к плитке. Заставляют чувствовать глубокую неприязнь и самую настоящую ненависть к человеку, которого я знаю с детства. Мне казалось, что знаю…
— Алена, посмотри на меня, — обхватываю пальцами ее подбородок и приподнимаю голову. Замечаю, что в ее глазах блестят слезы. И мне физически больно становится. Больно за нее.
— Ты ведь тоже так считал, да? — режет уже теперь меня. Без ножа.
Давай. Что ты ей ответишь? Да? Ложь. Нет? В какой-то степени тоже. Потому что раньше ты позволял себе в ее адрес весьма нелестные эпитеты и оскорбления.
— Ален, — хочу подойти ближе, но она не дает. — Я много чего тебе говорил в пылу наших ссор, но нет. Не считал.
— Можно я приведу себя в порядок? — то, каким тоном она это произносит, ясно дает понять, что у нее есть свое мнение на этот счет.
— Мы все уберем, — говорю осторожно. — Просто нужно подождать, пока заживет.
— Здесь не заживет, Ром, — резко прислоняет мою ладонь к своей груди. К тому месту, где под ребрами бьется сердечко. — Я… устала, Ром. От всего. Бесконечный ад. Иногда кажется, что не вынесу…
Пока она произносит это, на мои внутренности будто кипяток льют. Ее неожиданная откровенность убивает.
Взгляд. Такой не по годам взрослый. Столько в нем всего… Боли, отчаяния, страдания, безысходности.
И я вдруг рядом с ней чувствую себя слабее. Не физически, нет. Морально.
— Заживет, Ален, — сглатываю тугой комок, вставший в горле. — Я все для этого сделаю. Обещаю тебе…
Глава 74
АЛЕНА
Снимаю халат, поднимаю с кровати футболку и ныряю в нее. Губы все еще горят от поцелуев, а в ушах звенит это его «с ума схожу» и «ты слишком волнуешь меня».
Стыдно. Что это ты там ему беззастенчиво позволяла? Совсем обезумела, Лисицына?
Похоже на то. Все, что Он говорит и делает, на меня очень плохо влияет. Я теряюсь. Задыхаюсь от смущения и в то же время не могу почему-то оттолкнуть. И самое страшное, наверное, что тело-предатель отзывается на его прикосновения. Коленки дрожат. Мурашки россыпью по спине скачут, и глупое сердце неистово трепыхается под ребрами, как загнанная в клетку птичка.
Я присаживаюсь на краешек аккуратно застеленной постели. Его постели. Вот надо ж было такому случиться? Просто кто-то там свыше пошутить над нами решил?