Девочка Палача
Шрифт:
– Ника? – дверь открывается резко, и я чуть не проваливаюсь в квартиру. – Здравствуй.
– Что за бред? – бормочу я осипшим голосом, а в голове одно: – “Бежать. Спасаться бегством, или хотя бы ползком”.
Мое тело меня не слушается. Я словно приросла к холодному, грязному полу. Дышу через раз и моргаю. Смотрю на него ухмыляющегося. Нет, он почти не изменился. Не постарел, не полысел. Все тот же Глеб.
– Мать приходила, – не вопрос, утверждение. – Я слышал. Стены тут тонкие. Как ты?
Он издевается? Или совсем поехал? Глеб, что поселился рядом со мной, чтобы однажды вечером спросить, как у меня дела?
– Что
– Я тут живу, – пожимает плечами как ни в чем не бывало. – Это ты пришла ко мне. Что тебе от меня нужно, Ника?
Вкрадчивый голос звучит прямо в моей голове.
– Нет, нет, – бормочу как сумасшедшая, ощущая, что он опять забирается мне под кожу. – Мне ничего от тебя не нужно. Ты же обещал тогда, что отпустишь меня. Зачем тебе снимать квартиру в этой дыре?
– Ты уверена, что тебе ничего от меня не нужно? – он переступает порог, делая шаг ко мне. – Я все думал, как ты…
– Я хорошо, – собираю все кусочки храбрости, что имею. Улыбаюсь ему. – Я пришла сказать, что у меня есть парень. Я за него замуж выхожу. И он любому голову за меня оторвет. Так что держись от меня подальше! Слышишь?
Замолкаю, сама не верю в правдоподобность своей сумбурной лжи.
– Парень – это хорошо, – улыбается Глеб так, словно понял, что я ему вру. – Только ты обещала мне кое-что, помнишь? Я вот помню. Все.
Он опять сокращает расстояние между нами на широкий шаг.
– Ты тоже кое-что мне обещал, – пищу я, делая несколько шагов назад. – Обещал отпустить. И вот ты здесь. Мне не нужен ни ты, ни ее сумасшедшие визиты. Просто не начинай, Глеб. Мы оба знаем, что мне больше нечего тебе предложить. Я уже давно взрослая девочка.
– Не оставляй меня, Ника, – его глаза недобро сверкают. – Ты нужна мне сейчас. Развод с твоей матерью дело непростое. Я не говорю тебе бросать твоего парня. Просто поддержи меня в этот момент. Ты же знаешь, какая она бывает. Тем более, ты сама пришла. Значит, хотела меня видеть.
Он пытается преодолеть разделяющее нас спасительное расстояние, но я шарахаюсь от него в сторону.
– Нет, я не хочу, – почти взвизгиваю я. – Ты был большой ошибкой. Но я тогда была маленькой и тупой, чтобы бежать от тебя подальше. И плевать мне на ваш развод! Просто держись от меня подальше! Я уже не та Ника. У тебя не выйдет снова… – осекаюсь на полуслове, потому что слезный ком не дает мне говорить.
– Не выйдет снова что? – насмешливо спрашивает он.
Я знаю все его крючки, все приемы, все эти перевернутые фразы и жалостливые улыбки. Если этот разговор продлится еще хоть пять минут, я сама не замечу, как переступлю порог.
Мажу взглядом по его искушающей улыбке, вижу, как Глеб протягивает ко мне руку, и тут внутри меня словно рвется туго натянутая струна. Я резко разворачиваюсь, нащупываю пальцами некрепко прикрученные перила и несусь вниз, сдирая кожу на стопах о щербатые ступеньки.
Влетаю в свою квартиру, захлопываю дверь, лихорадочно кручу замки. Мне этого мало. Я реву – умираю от беспокойства. Пространство вокруг меня воняет пудрой от «Шанель». Он пах ею, когда приходил ко мне от нее.
Я пячусь, добираюсь до ванной, вхожу туда, закрываю дверь на щеколду, выключаю свет. Забиваюсь в щель между стиралкой и раковиной. Меня трясет так сильно, что
Я открываю контакты, бесцельно кручу ленту вверх-вниз. Мне некому позвонить, просто потому, что я никому не могу рассказать про то, что было между мной и Глебом.
Наконец, выбираю контакт, который записан просто «ОН», открываю его в мессенджере, зажимаю дергающимся пальцем кнопку записи голосового.
– Привет, – блею я. – Я не хотела тебе жаловаться, отвлекать. Ты, наверное, с ней, но мне так страшно. И больше никого нет, кроме тебя. Если я с кем-то не поговорю, то просто сойду с ума. Прости, что дергаю… Я думала, что мне удалось от этого убежать. – Влажный палец соскальзывает с экрана и сообщение уходит диалог с пометкой «не доставлено». – Прости, палец сорвался. Со мной такое постоянно. А еще я несу чушь, когда нервничаю. Знаешь, мне бы так хотелось, чтобы ты был рядом. Это невозможно, я знаю. Если бы так получилось, я бы научилась готовить. Смешно, но я только чай заваривать умею. Но для тебя научилась бы. Не знаю, что ты любишь, кроме созвездий… Ладно, прости. Я замолкаю, не буду больше тебя беспокоить.
Глупая, слабая Ника. Отсылаю голосовые на неправильный номер, который сама же и придумала…
Глава 8. Ваня
– Вас как зовут? – спрашивает мент, а я смотрю, как отрицательно качает головой молодой, но уже помятый жизнью фельдшер.
– Волков Иван Алексеевич, – на автомате говорю я.
– Тут уже всё, – второй мент вырастает, как из-под земли. – Наряд уже едет.
– Вы владелец этого дома?
Мне хочется его ударить. И всех их. Хочется размозжить ему череп об эти самые ступеньки.
– Кем вам приходится погибшая?
Я смотрю на него секунд пять, почти вижу, как раскалывается ментовская башка об отполированный камень. Потом в последний раз смотрю, как синеватое тело загружают в скорую, разворачиваюсь и направляюсь в дом.
– На вопросы следователю отвечу, – бросаю не оборачиваясь, запираю за собой дверь.
В доме холодно. Может, промерзли мокрые шмотки и теперь холодят кожу. А может… Может, я промерз. Нутро мое ледяными крошками покрылось.
Наверное, она хотела бы, чтобы я страдал. Чтобы я почувствовал всю горечь потери. Скорбел, переживал утрату… Что еще принято в таких случаях. Что чувствую я? Только холод.
– Мой маленький, глупенький Бриллиант, – иду по пустому дому, в котором не жил. Приезжал только к ней. – Глупо так. Решила бы меня грохнуть, я бы понял. Я бы понял…
Интересно, было ей холодно? Холоднее, чем мне сейчас? Однажды я умирал. Не до конца, но холода не помню. Хотя, может быть, дело в том, что я умирал не так, как она. Я был не один тогда. А она одна. Без меня. По факту, она всегда была без меня. Даже, когда я был рядом.
Поднимаюсь на второй этаж, сворачиваю в ее комнату. Наверное, я всегда знал, что так будет. Или это сейчас мне кажется так. А она здесь так ничего и не поменяла. Стены так и остались светлыми, то же зеркало, те же занавески дорогущие (дизайнер какой-то присоветовал), покрывало в тон. Ни картинок каких бабских, ни косметики, ни безделушек. Вещи в шкафу только те, которые я привозил. Держал ли я ее? Нет, сама не уходила. Может, прогнать надо было? Жива бы была. Или нет.