Девон: Сладострастные сновидения
Шрифт:
Вся церемония прошла как в тумане — так же, как и последующий прием во дворце губернатора. Благодаря урокам госпожи Камерон, Дэвон автоматически выдавала правильные ответы на пожелания и приветствия гостей. Она танцевала и смеялась, как будто не было ничего необычного в том, что она вышла замуж за преуспевающего виргинского плантатора. Вырванная из привычной ей среды, она как будто плыла в незнакомых водах, играя роль молодой супруги, но не ощущая себя таковой; ждала одного — когда же наконец наступит пробуждение после этого приятного сновидения. Пусть это все фантазия, но как страшно — сейчас проснуться и оказаться на узкой койке в невольничей
Душный вечер опустился на землю. Шумное «горько» сопровождало молодых, когда Хантер, подхватив супругу на руки, вынес ее из зала. Пронес ее по длинному коридору, по стенам которого были развешаны мушкеты, пистолеты, шпаги — набор, призванный внушить посетителям губернаторского дворца священный ужас перед военной мощью Британии.
Начищенные до блеска сапоги Хантера с хрустом прошлись по гравию, которым был усыпан двор, — он со своей драгоценной ношей направлялся к открытому экипажу, ожидавшему их. Весь он был усыпан цветами — жасмином, маргаритками, розами, которые распространяли пряный, сладкий аромат. Хантер небрежно-весело махнул рукой гостям, вышедшим их проводить, поднял вожжи и хлестнул по лошадям. Коляска рванулась вперед, увозя его с Дэвон домой.
Все еще под впечатлением событий дня и вечера Дэвон устало прикорнула рядом с Хантером, огляделась вокруг. Взяла розу, поднесла ее к лицу. Какая душистая, сладкая! Взглянула на мужчину рядом. Он такой непривычно задумчивый. Так старался сегодня. Все равно, чем он при этом руководствовался — она почувствовала себя польщенной.
— О чем ты думаешь? — спросил Хантер, переводя лошадей на медленную трусцу. Расслабленно откинулся на спинку сиденья.
Он застал ее врасплох, она ответила, что думала:
— Думаю, как чудесно все сегодня было. Все прямо лучше некуда. Как во сне. Вот только просыпаться не хочется.
Хантер усмехнулся.
— Ну, во сне бы у тебя так ноги не устали — столько танцевала…
Дэвои наклонила голову набок. В глазах ее светилась любовь. Она мягко спросила:
— Почему ты это все так устроил?
— Ты — моя жена. Ты — леди Баркли. И поэтому считается, что я кое-что обязан делать соответствующее, — сказал Хантер, не отводя глаз от дороги.
Свет мечты постепенно мерк. Действительность пробивалась сквозь тонкую вуаль счастья. Хантер поставил ее на свое место. Роза, еще секунду назад доставлявшая ей такое наслаждение, теперь забытая, лежала на коленях. Она отодвинулась от него, отвернулась, глядя на проплывавшие мимо могучие дубы. Тщательно стараясь скрыть боль, разрывавшую грудь, Дэвон тихо произнесла:
— Понимаю.
Почувствовав грустно-тоскливую нотку в ее голосе, Хантер остановил лошадей и повернулся к ней. Он подавил в себе желание протянуть руки и прижать ее к себе. Как ему хотелось ощутить вновь сладость ее губ! Он одернул себя. Они уже и так наделали столько ошибок, повинуясь своим инстинктам. Сейчас, впервые, он попытается думать о ней, а не о себе.
За несколько последних недель Дэвон вроде бы свыклась с мыслью, что их брак будет самым лучшим вариантом для их ребенка, но как для нее самой? Тут Хантер не был так уверен. Проявив заботу о их нерожденном еще ребенке, он показал ей себя истинным хозяином поместья. Но, наверное, и надменным ослом тоже…
— Дэвон, я не думаю, что ты все правильно понимаешь, — сказал он тихо. Он пытался всем этим — тщательно продуманным церемониалом, убранством экипажа, ужином, который ожидает их в Баркли-Гроув, —
Дэвон не смотрела на него. Не могла.
— Я понимаю и ценю все твои хлопоты и усилия — как ты пытался заставить всех поверить, что мы оба хотим этого брака. Для твоего наследника самое лучшее — чтобы никто не знал правду. Люди такие жестокие…
У Хантера все сжалось внутри, он с трудом проглотил комок в горле. Это была их первая брачная ночь. Он хотел, чтобы у нее остались хоть какие-то приятные воспоминания. Не удалось…
Все же не удержавшись, он дотронулся до ее каштановых локонов, ниспадавших на обнаженные плечи.
— Дэвон, я знаю, ты не хотела этого брака — как и я. Но слишком поздно что-нибудь менять. Время назад не повернешь. Нужно глядеть в будущее… наше и нашего ребенка.
Дэвон кивнула, но не повернулась к нему: не хотела, чтобы он увидел ее боль.
— Я сделаю все, что в моих силах.
— Это все, что мы сами от себя можем требовать, — сказал Хантер. — У нас может быть все хорошо, если мы будем стараться. Это будет нелегко, но у нас будет ребенок. Наша кровь уже смешалась, а это — прочная связь.
Хантер притронулся губами к ее плечу.
— Я хочу, чтобы у нас с тобой было, как раньше, Дэвон.
Дэвон медленно повернулась, вгляделась в его красивое лицо. Выражения его глаз не было видно в темноте, но она знала, что он не лжет. Он честен с ней. Он не трепетен о вечной любви, чтобы получить от нее, что ему надо. Он предлагает ей мир — а она в этом и нуждается. Ну, может быть, не мир, а перемирие — которое позволит им благополучно жить рядом друг с другом — ради их ребенка, да и ради своего измученного сердца.
— Я хочу быть хорошей женой, — шепнула Дэвон и почувствовала какое-то странное, щекочущее ощущение в спине, когда Хантер медленно склонился к ней. Она хотела, чтобы он ее поцеловал, хотела, чтобы он ее обнял. Пусть он любит другую. Это было вчера, будет завтра. Но сегодня — их брачная ночь, и он принадлежит ей. Он ее муж, и он ей нужен.
В нескольких дюймах от ее лица Хантер остановился и тихо-тихо проговорил:
— Будь моей женой — во всех смыслах, Дэвон!
Он овладел ее губами — или она овладела им — трудно было сказать. Он ласкал ее рот, ее волосы; его сердце бешено стучало; огонь желания распространялся по всему телу; вот охватило его чресла, весь он напрягся, сжимая в объятиях такую желанную, такую необходимую ему женщину.
Хантер, покрывая лицо Дэвон быстрыми, частыми поцелуями, прошептал:
— Боже, как я тебя хочу! Ради всего святого, Дэвон, не отвергай меня сегодня, или я за себя не отвечаю. Ты мне нужна.
Ну как она могла отвергнуть его? Это было просто невозможно. Она обхватила руками его сильную шею и прижалась к нему. И вот уже белый атлас и черный бархат в беспорядке разбросаны по карете, их тела вместе, вместе ищут исполнения своих желаний.
Они даже не подумали, как это могло выглядеть со стороны: молодожены занимаются любовью посреди дороги. Не думали они и о том, что привело их сюда. Все, чем они руководствовались, — это потребность давать и получать наслаждение друг от друга. Песнь торжествующей плоти заполнила тишину ночи. Два одновременных вскрика — символ соития и высшей точки их любви — слились вместе. Легкий бриз, поднимавшийся от реки, далеко разнес этот звук по камышовым зарослям. Птицы, замолкшие, чтобы не мешать им, вновь могли начать свои ночные рулады.