Девушка без лица
Шрифт:
— И ты, Ган Сюхао?
— Даону, я ожидал, что твои враги будут куда опаснее, — сказал тигр.
— Как ты смеешь? — сказал красный крыс. Он повернулся к утке в броне и спросил. — Ты слышал, что он сказал обо мне?
— Кря, — сказала утка.
Крыс повернулся к тигру, его нефритовые глазки сверкали.
— Я тебя знаю? — сказал он.
Шуай Ху не ответил.
— Разве ты не питомец? — сказал крыс монаху-тигру. — Если я правильно помню, ты лакал молоко из золотого блюдца и носил красный ошейник с бриллиантами.
Я посмотрела на Шуай Ху. Монах молчал. Я смотрела еще, мой друг жил веками, путешествовал по миру,
Я повернулась к Бяозу. О, это будет сладко. Я сражусь с демоном, который мучил мою маму. На моей стороне были самый сильный человек и самый сильный монстр. А на стороне демона был мелкий крыс, любящий сочинения, не умеющий толком сражаться, и жена Бяозу.
Она подошла к нам, полуобнаженная, укутанная в шелк. Ее кожа была безупречной, голубой, ее волосы были дикими, как волны океана, она покачивала бедра, пока шла, ритмично. Я смотрела на ее соблазнительное покачивание бедер, и я еще не видела, чтобы женщина открывала столько кожи. Я уловила запах лепестков розы, насыщенный, сладкий, но на грани гниения.
Демоница была красивой настолько, что было больно на нее смотреть, и ее покачивающиеся бедра намекали на навыки занятия любовью. В сплетенной юбке двигались силуэты, как белые мотыльки. Она была без оружия и брони, двигалась не как воин. Ничто не предполагало, что она могла сражаться. Жена Бяозу не была опасна, я могла убить ее и крыса, оставив отцу и тигру бедного Бяозу.
— Это будет просто, — сказала я отцу. Он не ответил, и я склонилась к Шуай Ху и сказала. — Дуэль не будет проблемой.
Я ждала его ответа, остроумные слова. Тигр молчал.
Я посмотрела на него. Его лицо было пустым, глаза блестели, как мокрое стекло.
— Брат Ху? — сказала я. Ответа не было. Я помахала руками перед его открытыми глазами. Он не моргнул. Ничто не мешало ему смотреть вдаль.
Я посмотрела на отца, он тоже притих. Я смотрела на двух самых важных мужчин из тех, кого я знала, они были силой погружены в глубокий транс.
— О, нет, — сказала я.
— Понимаешь свою ситуацию, женщина? — спросил Бяозу. — Моя жена управляет разумами мужчин. Ты думала, что даоши седьмого сана и треххвостый тигр защитят тебя, но ты ошиблась. В этом бою ты будешь против пятерых.
ТРИДЦАТЬ ДВА
На камнях у моря демон Бяозу смеялся от моего отчаяния.
Он не стеснялся насмехаться. А красный крыс сказал, приглаживая лапкой шелковое одеяние:
— Жрица, не бойся, ведь ты будешь бессмертной, как твое имя. Когда ты умрешь, я сочиню поэмы о тебе. Там будет описано, как отважно ты сражалась до смерти, и все, кто будет читать те поэмы, будут утопать в слезах.
Хмурясь, я думала, бросить ли вызов, но казалось глупым ругаться с существом, что было чуть выше моего колена.
Женщина-луоша прошла вперед, ее тело было создано для мужских глаз, а не для работы или сражений. Она была соблазнительной, ее кожа была бледно-бирюзовой, и ее волосы ниспадали за ней густыми волнами. Ее красота заставила мой разум замедлиться, любоваться ею. Мой ответ нельзя было сравнить с тем, как она остановила разумы отца и тигра. Хоть оба смогли сдержать языки во рту, казалось, они вот-вот начнут пускать слюну.
Движения в сплетении ее юбки стало понятным: там были лица людей. Мужчины беззвучно кричали из плетения
— Я не вижу причины страдать, жрица, — сказала она, голос был золотой нитью. Все в ней свивалось и распутывалось, притягивая меня, опутывая меня. — От чьей руки тебе будет умереть проще?
— Попробуй сама, — сказала я. — Или это ниже тебя?
— Жрица, — шелково сказала она. — Я предлагаю тебе милосердную смерть. Если мой муж доберется до тебя, он не будет спешить, он будет медленно мстить.
— Мстить, демоница? За что?
— Он женат на мне, — сказала она, — и, как все мужчины, должен слушаться меня. Он живет в боли желания, и он выместит злость на тебе. Поверь, жрица, тебе не понравится внимание моего мужа, — сказала она, — и я могу сделать, чтобы кто-то из твоих союзников-людей убил тебя быстро. Так от чьей руки ты предпочтешь умереть?
Я взглянула на отца, на Шуай Ху.
— Тогда путь это будет рука отца.
— Удивительный выбор, жрица.
Я пожала плечами.
— Я не хотела бы, чтобы монах страдал от стыда, убив меня.
— Интригующе, — сказала демоница. — Мне плевать на чувства моего спутника, так что меня удивляет, что ты переживаешь за своего.
— Шуай Ху не мой спутник, — сказала я.
— Уверена, жрица? — сказала она и подняла руки, словно ловила мотыльков. — Я ощущаю что-то в воздухе между вами. Печально, что вы оба выбрали одиночество.
— Шуай Ху — мой друг, демоница, — сказала я. — Мы уважаем друг друга, что редкость, и мы доверяем друг другу, что еще большая редкость. Шуай Ху верен пути просвещения, а я верна пути почитания предков, и я собираюсь найти способ возродить мужа. Скажи, демоница, ты слушаешься Призрачного магистрата?
— Я у него работаю, жрица. Почему ты спрашиваешь?
— Потому что, когда бой закончится, я оставлю тебя живой, чтобы ты передала ему сообщение.
Было что-то до жути сладкое и девичье в ее смехе. Услышав смех, лица под ее платьем загорелись от радости. Даже мой отец и Шуай Ху удовлетворенно вздохнули, когда она рассмеялась.
— О, жрица, — сказала она, — будет жаль, что ты умрешь. С тобой так весело играть.
Это меня замедлило. Я посмотрела на нее.
— Демоница, ты видишь во мне друга, с которым можно играть?
— Нет, жрица. Игрушку.
Я кивнула.
— Может, демоница, если бы ты понимала дружбу, ты поняла бы, почему мы с монахом можем испытывать чувства и не действовать дальше, и тогда тебе были бы меньше нужны мужчины, которые желают тебя так сильно, что желают твоей смерти.
Ее рот открылся, она хотела парировать. Мелкие клыки торчали из ее нижней челюсти, и ее тонкое платье прилипало к ее телу, словно ветер давил на ткань, прижимая ее к каждому изгибу ее бледно-голубой кожи, но ветер не дул. Только лица мужчин в шелке цеплялись за ее тело, выглядя радостно, но их счастье напоминало эгуи, голодных призраков, чьи мелкие рты не могли съесть столько, чтобы наполнить их голодные животы. Это желание лишало человечности.