Девушка из цветочной лодки
Шрифт:
Чем чаще Ченг Ят видел во мне компаньона, тем реже — жену. Я уделяла нашему ребенку больше времени, чем он, и семьей мы так и не стали. Я даже не думала, что это будет беспокоить меня, но так и случилось. Простое объятие только потому, что мужчина счастлив со мной, или в знак благодарности за мои труды и заботу о его сыне доставило бы мне в десять тысяч раз больше удовольствия, чем очередная резная сандаловая доска или старинные посеребренные счеты.
Я хотела не поцелуев — которых от Ченг Ята и не
Конечно, я вполне могла смириться с секретностью. Беда в том, что сокрытие моей роли ограничивало меня. Я жаждала более открыто общаться с покупателями. Пришло время выйти на люди.
Вот почему я сидела на носу сампана, пытаясь сдержать волнение, пока Чёнг Поу-чяй вел маленькую лодку по Тайоу.
Ченг Ят сидел позади меня рядом с казначеем и выглядел усталым и даже обеспокоенным, а Чёнг Поу-чяй услаждал наш слух своим пением.
Город, испещренный каналами, где шла бойкая торговля, ошеломил меня. Мы петляли по главной водной артерии, и казалось, что вокруг теснится добрая половина джонок, сампанов и плотов Китая. По обеим сторонам виднелись шаткие деревянные домики, приподнятые высоко над водой на бамбуковых сваях. Дети высовывались из окон, чтобы кинуть монеты в проплывающие плоты с товарами, и с поразительной меткостью ловили брошенные им угощения.
Поу-чяй снизил скорость, чтобы пропустить паром, пересекавший канал.
— Эй, красотки! — крикнул он, и стайка молодых женщин-хакка захихикала и помахала в ответ.
Мы свернули в сторону, скользя по мутной воде и едва протискиваясь между плавучими домами и магазинами. На деревянной свае застыла цапля, но улетела, когда мы подплыли вплотную.
Ченг Ят велел Поу-чяю свернуть в еще более узкий канал, и в итоге мы попали туда, где дома на сваях уступали место обширному мангровому болоту.
— Это сюда ты всегда плаваешь?
— Туз живет старый друг семьи Больше никаких разговоров, — предупредил Ченг Ят, бросив на меня взг ляд, который говорил: мы же договорились.
Я прошла за мужчинами по расшатанным деревянным мосткам; внизу, в иле, прятались красные крабы. Мы оказались у входа в заброшенный магазин рыболовных принадлежностей, рядом с которым валялась груда спутанных сетей. У двери сидела женщина-хакка, похожая на бесформенную кучу.
Ченг Ят поприветствовал ее:
— Эй, Юань-тай, ты пообедала?
— Пообедала тем, что оставил мне этот старый обжора. — Она постучала в стену.
В дверь высунулась голова мужчины, который расплылся в улыбке:
— Ченг Ят, друг мой, сколько лет, сколько зим! Ты выглядишь прекрасно, как никогда!
Капитан хлопнул приятеля по плечу.
— Старина, если ты с первых же слов так лжешь, то наверняка задумал меня обдурить.
— Друг мой, я тебя никогда не обманывал! По крайней мере, у тебя на глазах! Ха! Ты сам-то пообедал?
Лавочник придвинул табуретки и пригласил нас садиться.
— Обедал, — ответил Ченг Ят. — Надеюсь, ты пребываешь в
— В добром, в добром. — Лавочник поклонился мне: — Меня зовут Юань. А вы, должно быть, дочь капитана. Такая очаровательная юная девушка не может быть женой этого старого мерзавца.
Я сдержала обещание и ответила лишь легкой улыбкой, хотя это казалось высокомерным. Мужчина выглядел скорее как уличный носильщик-кули, чем как торговец. Пыльное помещение тоже трудно было принять за магазин: нас встретили одинокая круглая сушилка для креветок, заплесневелые веревки и одинокий потускневший компас. Ясно, что уже много лет здесь не торговали ничем законным. Подождав, пока хозяин отвернется, я осторожно стряхнула пыль со своего табурета, прежде чем сесть.
— Не встречались ли мы раньше с этим молодым человеком? — спросил торговец.
Поу-чяй привязывал лодку и только теперь догнал нас, вытирая пот со лба.
— Хорошая память. Тогда он был совсем маленьким, — заметил Ченг Ят. — Скоро ты будешь вести дела с Чёнг Поучаем.
— Договорились. Что у тебя есть для меня? — Ухмылка не сходила с лица Юаня.
Казначей распаковал мешок с образцами товаров. Торговец взвесил в руке сиамскую бронзовую чашу.
— И сколько у вас таких?
Казначей проверил записи.
— Четыреста тридцать пять.
Юань достал весы, поставил чашу и отрегулировал гири, после чего щелкнул пальцем по краю сосуда, отчего тот глухо загудел.
— Так себе. Пятнадцать ляпов серебра за штуку.
— Да ты шутишь! — возмутился Ченг Ят.
— Я плачу испанским серебром.
Мой муж взглянул на казначея. Мы все знали, что наша минимальная цена — двадцать ляпов.
— Сорок пять, — заявил Ченг Ят.
— Ох, друг мой, даже я не смогу их сбыть по такой цене. Только иностранцы покупают подобные вещи, да и то, скорее всего, переплавят их в пули. Восемнадцать лянов!
Казначей выпалил:
— Сорок!
Юань схватился за грудь.
— Ай-я, такими требованиями ты мне здоровье подорвешь. Я дам вам двадцать — и вдвое меньше, если на чаше есть вмятины или трещины. Себе в убыток. Но мы же друзья! — Тогда ради твоего здоровья я предлагаю подумать о тридцати, — произнес Ченг Ят.
— Мне придется думать о том, как не умереть с голоду, и продавать поношенные вещички моих детей, чтобы заплатить такую цену за безвкусный сиамский хлам, — парировал Юань с неизменной ухмылкой. — Ладно, двадцать пять.
Он подмигнул мне, старый козел, словно красовался перед хорошенькой девчонкой, и это стало последней каплей. Я не собиралась молчать.
Тем временем Ченг Ят поднял бровь, и казначей потянулся за кистью, что поразило меня до глубины души. Неужели ни один из них раньше не делал покупки на городском рынке? Юань просто вешает им лапшу на уши!