Девушка из кошмаров
Шрифт:
Я внезапно выхватываю нож, на что он рычит с таким звуком, который может издавать только какая-то машина. По его выражению не понятно, то ли он боится, то ли впал в ярость или в бешенство. Из-за ножа он отступает, разворачивается и исчезает в скалах.
Не теряя времени, я с трудом забираюсь на скалу, словно краб, стараясь не выпускать Анну из поля зрения и не желая, чтобы это место проглотило ее точно так же, как это сделало с Джестин. Без всякой грации я достигаю места, где лежит Анна, на плечи и бедро приходится вся моя опора веса. Немного больно, но я знаю, что мое уязвимое место
— Анна, это я, — не знаю, что еще сказать.
Кажется, мои слова не доходят до нее. Она все еще вырывается, а пальцы по бокам тела жестко дергаются, как кучка хвороста. Затем она резко откидывается назад и становится недвижимым пластом.
Я оглядываюсь по сторонам и перевожу дыхание. В воздухе не чувствую ни аромата, ни каких-либо признаков присутствия Чародея, а тот проход в скале, в который он сиганул, исчез. Это хорошо. Надеюсь, он затеряется среди них как дерьмо, что не тонет. Не знаю, почему мне так кажется, но он не вернется. Хотя и возникает такое чувство, словно это место принадлежит ему. Словно ему здесь настолько удобно, как может быть только собаке, имеющей в своем распоряжении задний двор.
— Анна, — мои пальцы слегка проходятся по веревке, и я перевожу взгляд на атаме.
Если бы она снова забилась в конвульсиях, я бы прекратил ее стенания, освободив. Темная, почти черная кровь заполняет рану на животе, которую ей нанес Чародей, окрашивая веревку, а также белую ткань ее платья. От такого вида мне трудно глотать или даже соображать.
— Анна, не нужно… — я почти сказал, чтобы она не умирала, но это ведь глупо.
Она уже была мертва, когда мы с ней встретились впервые. Сосредоточься, Кас.
А затем, как того я и хотел, веревка разматывается. Она, подобно змее, сползает с тела, словно до этого ее здесь не было, унося с собою пропитавшуюся кровь. Она даже двигается зигзагообразно по ресницам и губам, а затем исчезает, не оставляя после себя никаких впадин. Ее глаза расширены и настороженно наблюдают за мной. Она поднимается на локти и хватает ртом воздух. Смотрит перед собой. В глазах не видно паники или страдания. Они пусты и, кажется, вообще на меня не смотрят. Ее имя. Я должен сказать ее имя. Хоть что-нибудь, но в ней кое-что изменилось, то, что никак не вяжется с ее настоящим обликом. Возникает то самое чувство, когда я впервые увидел ее, спускающуюся с лестницы и одетую в заляпанное кровью платье. Тогда я был в восторге. Не мог даже моргнуть и не боялся ее. Но на этот раз все по-другому: я боюсь, что она не будет прежней. Что она не поймет или не узнает меня. Возможно, где-то в глубине души я боюсь того, что если слишком быстро двинусь к ней, то ее гранитные пальцы тут же протянутся и сожмут мое горло.
Ее уголок рта изгибается:
— Ты не настоящий, — произносит она.
— И ты тоже, — отвечаю я.
Анна еще раз моргает и поворачивается в мою сторону. Как только я заглядываю ей в глаза, то замечаю всплеск паники, но, когда она прокладывает взглядом дорожку от моего живота до груди, в них плещется столько скептицизма и тихой надежды, что единственное, о чем могу думать, так это то, что она — моя девушка, моя девушка, моя девушка. Она
— Если ты не настоящий, — произносит она, начиная улыбаться, — тогда я очень сильно рассержусь.
— Анна, — я сую атаме в ножны, а затем в карман брюк, и стаскиваю ее с плиты, пока она меня крепко обнимает и сдавливает. Я опускаю ее голову себе на плечо и продолжаю так стоять. Мы не желаем выпускать друг друга из объятий.
У нее нет температуры. Это место живет по своим правилам, но я бы очень хотел ощутить ее холодную кожу, как было раньше. Но, полагаю, должен радоваться, что у нее по-прежнему руки правильной длины, без дополнительных стыков.
— Думаю, уже не важно, реален ты или нет, — говорит она, уткнувшись мне в плечо.
— Я настоящий, — шепчу я ей в волосы. — Ты же сказала, чтобы я пришел.
Она впивается пальцами мне в спину, натягивая ткань рубашки. В моих руках она дрожит, и первое, что приходит мне в голову, она заболела, но затем Анна отстраняется и смотрит на меня.
— Подожди, — проговаривает она. — Зачем ты здесь?
Она бесконтрольно осматривает меня, пока ее сжатые кулачки, словно камни, вонзаются мне в ребра. Она в панике. Наверное, думает, что я умер.
— Я не умер, — говорю я. — Правда.
Анна с моей помощью спускается со скалы, с подозрением склонив голову.
— Тогда как у тебя получилось? Живые здесь не могут находиться.
— На самом деле, здесь нас двое, — заявляю я, сжимая ее руку. — Я и еще одна раздражающая девушка, которую мы должны отыскать.
— Что? — улыбается Анна.
— Не имеет значения. Важно лишь то, что мы уходим.
Только я не знаю, как это сделать. Меня же не привязывали буквально за запястья или талию веревкой, чтобы вытащить отсюда, поэтому нужно найти Джестин.
Когда она проводит пальцами по моим плечам, в глазах что-то загорается, наверное, все еще ожидает, что я вот-вот исчезну.
— Не нужно было приходить сюда, — произносит она, словно отчитывая, но ничего не выходит.
— Ты же сама сказала, — отвечаю, — что не можешь здесь больше оставаться.
Она моргает:
— Разве? — спрашивает она. — Прямо сейчас это не выглядит такой уж плохой идеей.
Я чуть ли не смеюсь. Прямо сейчас это действительно неплохо. Когда ее не пытают огнем, порезами или связыванием бечевкой продавца, все кажется отличным.
— Кассио, ты должен вернуться, — шепчет Анна. — Он не отпустит меня.
Впиваясь взглядом в ее блестящие глаза, я отмечаю, что с ней сделало это место. Кажется, она как-то уменьшилась в размере. От моего присутствия на ее лице расцветает счастливая улыбка, хотя до сих пор и не может поверить, что у меня получится вытащить ее отсюда.
— Не в его власти это решать, — говорю.
— В его, — поправляет она меня. — Такова его воля.
Я стискиваю ее крепче. Она провела здесь около шести месяцев, ну и что? Время в этом месте, как такового, не существует. Даже если бы я пробыл здесь слишком долго. Мне кажется, что с Джестин я провел, прогуливаясь по этому лабиринту, около часа и такое же время без нее, но это не так. Далеко от правды.