Девушка из разноцветных яблок

Мирза Борис

Но вместе на море дойти так и не привелось.

Заказы исчезали на их пятиметровой кухне, деньги пропадали в загашнике.

А Петя неизменно ходил на завод и с завода, сопровождаемый грустными взглядами местных барышень.

Они старались как-то сойтись с Петей, и вовсе не для тайных утех. Просто разговор с ним был для всех радостью и даже как будто отдыхом. А он не отказывал никому ни в помощи, ни в разговоре.

Красивый, добрый, бесхребетный.

Если б не она, то все бы раздал, всем бы помог да по

рукам и пошел. И пусть стервью кличут.

А он как будто бы и вправду, пока жив был, смягчал ее. Умел как-то подход найти.

И когда они после ругани, разговоров и любви засыпали под утро на полуторной кровати рядом, то она становилась совсем другой, обвивала его, как трава ствол дерева, прижималась и шептала:

– Эх ты, Петька-шалопай.

– Нам бы мальчика, Галюнь…

– Куда – сюда, что ль?

– Да хоть бы и сюда, потеснимся.

– Спи уж, потеснится он. Вот дадут от завода чего побольше площадью, тогда…

– В доме-то лучше было, просторнее.

– Еще что?

– А еще нам с тобой до моря бы дойти, шашлык, понимаешь…

– Хорошо, вот премию получишь…

Прошел уже не один десяток лет с тех пор, как умер Петька, а его все вспоминают.

На рынке и в храме бабульки, да и мужики – те, что выжили после девяностых… Точно Петька этот оставил какой-то след, что-то такое сделал, что вспоминают они все, да не говорят.

– Хороший мужик был. Душевный.

– Душой ласковый.

И умер Петька не по пьянке. Опять помогал на втором этаже антенну закреплять. Лестница деревянная подломилась. Упал, спиной ушибся.

Домой сам пришел. Лег, таблетку анальгина попросил. Ночь простонал, а к утру и глаз не открыл.

И сказал только странное, в бреду, наверное:

– Галюнь, скажи Васе, что там, во дворе, у сарая, я хороший инструмент запрятал, хотел его пользоваться научить, как вырастет.

– Какого Васю, какой сарай, какой инструмент, от кого запрятал?

Она не понимала, что Петя помирает, думала, отлежится.

– От тебя. Ты бы не позволила…

Но не было ни сарая, ни инструмента, а кто такой Вася, она так и не догадалась.

Похоронить Петьку помог весь поселок.

Потом, уже после похорон, она пересчитывала деньги, которые ей дали Петины друзья с завода и из поселка. И поразилась, какая огромная сумма получилась, можно было купить новую мебель даже… И после девятого дня она все доставала деньги и пересчитывала, сама уже не знала зачем.

А беда с ногами у Гали случилась позже. Когда вдруг увидела она то, что знали все уже больше года. Розы Петины засохли. Превратились в палки. Умерли вместе с ним.

В прошлой жизни она их не любила. Не смотрела, отворачивалась, не поощряя мужнину блажь.

А тут увидела. И закричала. И упала, точно по ногам ей палкой ударили…

Соседи услышали крик, выбежали, понесли домой.

А она их ругала. Точно прорвало

ее, точно возненавидела она всех, весь мир и себя прежде всего. И ноги свои, которые с тех пор стали слабые, едва двигались, волочились. И она била их палкой, как бездомных собак. Как врагов.

Но лежать дома отказывалась. Каждый день шаг за шагом она шла куда-то, орала, ругала всех прохожих.

Лупила палкой по ногам. Потому что больше достать никого не могла. Животные и люди сторонились в ужасе.

Бабки в храме рассказали, что кричит она, злится, потому что никак не дойдет.

– Злоба стервь держит на земле. Угубила Петьку.

– Врача бы вызвала, был бы жив. Сама знает.

– А куда она ходит каждый день?

– До моря. Да не дойдет. Это ж два с лишком километра.

– Может, ее довести? – спрашиваю.

– Нет, – машут рукой бабульки, – она не согласная. Получишь клюкой. Она уж так много лет на прогулки ходит. До магазина ли, дальше, и как домой-то потом приползает?

– Кто знает… одно слово, стервь.

Я тоже боюсь подойти к этой старухе.

Которая каждый день ругает и бьет свои ноги.

Которая каждый день, еле передвигаясь, бредет до моря.

И не может дойти.

Беби, живи

– Папа, поиграй со мной, – попросила пятилетняя Наташа. И выложила на кровать пару своих любимых кукол. – Эту зовут Бьянка, а эту Беби.

С одной стороны, то, что поутру не надо вылезать из постели, обрадовало меня. Но с другой – раз появились куклы с именами, то явно придется играть в ролевые игры. А я с возрастом как-то утратил энергию и такую способность…

– Давай поиграем, – говорю.

Я совсем не могу отказывать дочкам. А они пользуются этим. С тоской приготовился говорить кукольным голосом за Бьянку.

– Пап! Нужно надеть на Беби платье! У нее как-то снялось.

Снимать и надевать платья я еще не разучился. Особого рвения не нужно, а опыт как раз пригодится.

Не тут-то было.

Как Наташа умудрилась снять с куклы платье, которое, видимо, по мнению разработчиков, должно было быть на ней всегда, это один вопрос. Как надеть платье, которое и снять-то невозможно?

– По-моему, Беби здесь холодно, без одежды, – сказала Наташа.

– Сейчас. – Я попытался натянуть платье на куклу через голову. Не налезло. – Сейчас.

Потянулся и прикрыл форточку.

– Все равно ее надо одеть. Посмотри, какое красивое платье!

– Да, малыш. – Я попробовал напялить платье на Беби снизу. Мешали пухлые и кривые кукольные ножки. – Как ты его сняла-то вообще?

– Не знаю. – Наташа пожала плечами. – Пап, а Беби сейчас не больно?

– Да нет! – ответил я и на всякий случай прекратил сдавливать Беби грудную клетку. – Я просто хотел прижать руки… Может, поиграем пока без платья?