Девушка-катастрофа или двенадцать баллов по шкале Рихтера
Шрифт:
И Эмили демонстрирует подруге выдранный клок белой материи.
Шарлотта обхватывает подругу за плечи и привлекает к себе.
– Ну-ну, перестань, ты не виновата, - увещевает она ее.
– Если уж на то пошло, это все Юлиан виноват, и никто другой. Мог бы и по-человечески в любви признаться, а не подсылать сторонних парней с баллончиками с краской. Да еще когда - в день свадьбы! Хочешь я позвоню и все ему выскажу?
– Нет, - Эмили хватает ее за руку.
– Тогда он мне вообще никогда в любви не признается. Так и будет ходить вокруг да около...
– Но
– Знаю, что любит. Лучше его самого знаю...
– вскидывается Эмили.
– Просто хочу услышать это своими ушами. Так, чтобы вслух «Я люблю тебя», а не только «У тебя сексуальная попка, Эмили» или «У меня на тебя стоит, Эмили»...
Эмили ловит улыбку Шарлотты, и сама вдруг начинает смеяться, каким-то истерическим, нервным смехом, перемежающимся слезами.
– Вот, самое то для расшатанных нервов, - произносит неожиданно оказавшаяся рядом Хайди Риттерсбах, материализуясь рядом, подобно чертику из табакерки. В руках у нее две креманки с ванильным пудингом, которые она и вручает девушкам в руки...
– Ешьте, ешьте, - понукает она их.
– Нечего смотреть на меня удивленными глазами! Можете Алекса спросить: это самое действенное средство в мире. Помогает при любых расстройствах! Особенно сердечного толка.
– А восстановить прореху в свадебном платье он помогает?
– осведомляется Эмили, пихая в рот ложку предложенного лакомства.
– Мне в таком в церкви появляться никак нельзя. Юлиан меня убьет!
Трио турбобабуль задумчиво созерцает нежданно свалившуюся на голову проблему, и только Мария робко предлагает.
– Я могу, конечно, попытаться залатать прореху, но, боюсь, она будет все равно заметна.
– А что, если найти другое платье, - пожимает плечами Хайди Риттерсбах.
– У твоего муженька, - глядит она на Шарлотту, - как никак целая сеть магазинов. Должно же там найтись хоть одно свадебное...
У Эмили снова слезы на глазах выступают: она это-то платье целую вечность выбирала, а тут - новое, за час до венчания. Катастрофа какая-то!
Лупит в сердцах по недописанной надписи и, вымарав руки в непросохшей краске, глядит на них в задумчивой сосредоточенности.
– Я знаю, в чем пойду на эту свадьбу, - произносит она в твердой уверенности. Расправляет плечи и направляется в сторону дома, подкрепляясь новой порцией ванильного пудинга.
– Я же говорила, это лучшее средство для решения проблем, - констатирует неугомонная Хайди Риттерсбах, с улыбкой наблюдая за целеустремленной походкой девушки.
– Что там у вас произошло?
– любопытствует фрау Веллер с Ангеликой на руках, встретившая их в дверях квартиры.
– Вы убежали, словно ошпаренные.
– Ив сторону дочери: - Милая, что ты делаешь?!
– Раздеваюсь, мам, - отвечает Эмили, высвобождаясь из удушающего корсета.
– Это платье все равно испорчено.
– Как испорчено? А в чем же тогда ты собираешься выходить замуж?!
Эмили улыбается.
– Есть одна идея.
Она вытягивает из-под кровати свой старенький чемодан и откидывает крышку: там, под тоненькой стопкой старых футболок, она находит
– Вот в этом я и пойду к алтарю.
Фрау Веллер кулем падает на предусмотрительно оказавшийся сзади диванчик и хватается за сердце.
– Ты это не всерьез, надеюсь?
– осведомляется она трагическим голосом, и очередная креманка с ванильным пудингом оказывается у нее в руках.
– Съешьте ложечку, - просит ее Кристина Хаубнер.
– Вам сразу станет лучше.
Но фрау Веллер отталкивает ее руку.
– Не хочу я никакого пудинга, - вскакивает она на ноги, - я вообще не люблю ванильный пудинг.
Турбобабули молча переглядываются: тяжелый случай, как бы читается в их взглядах.
– И сливовую наливку любите?
– выдает общую мысль Мария Ваккер.
И так кротко это спрашивает, что гнев фрау Веллер как-то разом схлопывается, затухает.
– Люблю, - признается она печальным, полным поражения голосом.
И собеседница кивает головой.
– У меня как раз есть одна в запасе. Хотите попробовать?
– Хочу.
Мария подхватывает разбушевавшуюся было мамашу под руку и увлекает ее в сторону кухни, а Эмили, между тем, продолжает воевать со своим гардеробом.
– Где-то здесь должна быть тюлевая юбка, - шепчет она себе под нос.
– Я всегда носила их в паре: эту футболку и юбку. Ну где же она? Да вот же... наконец-то.
– С этой футболкой связано какое-то особенное событие?
– с осторожностью интересуется Шарлотта.
– Помнится, вы с Юлианом оба приехали перемазанными. Я тогда постеснялась спросить...
Эмили улыбается.
– В тот день Юлиан выбрал меня, - отвечает она подруге.
– Думаю, будет правильно надеть ее именно сегодня.
– Ты уверена?
– На все сто.
Шарлотта больше не спорит, только запирается в туалете и нажимает кнопку быстрого вызова.
– Алекс, тут такое дело...
– и рассказывает ему о произошедших событиях.
...А потом они едут в церковь, ту самую, в которой венчались Адриан с Шарлоттой, и Эмили неожиданно пугается своего поступка: что же она наделала, собралась венчаться в перемазанной краской футболке, гипюровой юбке и туфлях на низкой подошве. Ее охватывает настоящая паника - хочется накинуть на голову приколотую к волосам фату -единственную дань свадебной традиции - и спрятаться ото всех взглядов, готовых обрушиться на нее, подобно снежной лавине.
– Все будет хорошо, - произносит Шарлотта, почти выталкивая девушку из машины.
А та шепчет:
– Самки стрекоз притворяются мертвыми, чтобы не общаться с самцами.
– Тебе это уже не поможет, - улыбается подруга.
– Хоть притворяйся мертвой, хоть нет...
– И тянет ее вперед: - Идем, Юлиан, должно быть, заждался!
У входа Эмили ждет отец: он подхватывает дочь под руку и под торжественные звуки свадебного марша ведет ее к алтарю.
Эмили чувствует себя такой счастливой и смущенной одновременно, что даже не сразу понимает, что Юлиан... тоже одет в перемазанную синей краской футболку.