Девушка с острова Тарт

Биверсдоттир

Я буду целой, а ты половиной

Поверь, не хотела по-подлому в спину,

А зря…

Она говорила, замечая, как брат пытался скрыть свое нервное состояние. Значит, не ошиблась, он так до конца и не сказал все своей «девушке». Тем лучше, план А сработает как надо, и запасных не будет. О, вот и приближающийся топот, едва заметно дрожит почва. Корова замедляется, очень хорошо. На старт, внимание, марш. Поехали…

— И зачем тебе ее обсуждать сейчас? — поинтересовался Джейме, прищурившись. А ты психуешь, братец, я вижу, хоть

ты и пытаешься скрыть от меня. Дурачок, твое лицо для меня открытая книга.

— Джейме, ты… Ох, я так скучаю по тебе… — произнесла она так печально, что будь на месте брата другой мужчина, уже бы потянулся ее обнимать, успокаивать и предлагать носовые платки. Только Джейме тоже знал ее, потому даже не дернулся в сторону сестры.

— Серсея, что за ерунда, мы живем в одном доме! — он махнул рукой, словно разрушал карточный домик. Так развеивают иллюзию волшебнники в фантастических фильмах. Увы, братец, твое искусство расходуется напрасно, твои жесты не видны за спинкой дивана. Ты даже не слышишь как дышит твоя ненаглядная. Ду-ра-чок. — Ты видишь меня каждый день за завтраком и ужином как минимум.

— Джейме, какой же ты правильный, честный человек, — выдохнула наконец Серсея, понимая, что пора закругляться, — ох, как ты верен своей семье! Я понимаю, как это важно для тебя, для отца, но я устала быть женой разведчика и ждать тебя ночами, вспоминая все те наши прошлые ночи, начиная с первой, когда ты был со мной… во мне.

Она глубоко вздохнула, стараясь закончить тираду прежде, чем выражение полного мозгового коллапса сойдет с лица брата, и он воткнет хоть одно возражение в ее речь.

— Этот ваш с отцом план только укрепляет нашу любовь, но мне так тяжело…

Ты столько не знаешь…

Прости.

Не будем друзьями

Джейме приходил в себя великолепно долго. Вероятно, его мозг, размягченный нежностями с собственной девушкой, давно не тренировавшийся с достойными соперниками, просто заржавел и был никуда не годен. Наконец он сформулировал, с большо-ой задержкой. План А работал превосходно. Тридцать. Двадцать девять.

— Что за.? Ты бредишь, Серс! О чем ты, черт возьми, говоришь?

— Да все о том же…

Львица потянулась с поистину кошачьей грацией, перебросила тонкую ногу через другую, поверх положила руку и уже на нее оперла голову, глядя на него с плохо сдерживаемым злорадством. Двадцать семь. Двадцать шесть. О да, малыш, теперь ты моя добыча, и я буду с тобой играть. Шокировала, теперь завлекаю. И… интересно, сколько уже пробежала твоя корова… Двадцать три.

— Серсея, у тебя съехала крыша, я понял, — Джейме прикрыл глаза, словно отказывался верить в происходящее. Девятнадцать. Серсея смотрела на него, покачивая ногой, на лице не дрогнул ни один мускул. Шестнадцать…

— Либо ты бредишь вслух о том, чего не было и быть не могло… — предположил Джейме.

Сестра ухмыльнулась краем губ. Двенадцать. Одиннадцать. Еще более идиотское предположение. О, продолжай, продолжай. Восемь. Семь.

— Или пьяна и общаешься с воображаемым человеком. Я прав? Ты говоришь не со мной?

Пять. Четыре.

— Джейме, ты такой романтический дурачок. Конечно, я говорила не с тобой, — растягивая слова, произнесла львица. Два. Один. — Я говорила не

с тобой, и мои слова предназначались не тебе.

У Джейме отвисла челюсть.

Серсея тем временем посмотрела на него с жалостью и стрельнула глазами за спинку сидения. Джейме вскочил как подброшенный, остановился на чем-то взглядом и резко помчался, сшибая людей.

Пуск.

— Беги, Джейме, беги, — бросила она ему вслед.

Ты мой, Джейме Ланнистер. Мой или ничей. Беги, спасай, бесись. Ты уже ничего не сделаешь. Старки давно в фойе, а Арья поджидает Бриенну. Осталось со спокойной душой сходить на фильм. Она заслужила как порцию кинематографа, так и десерт. И, кстати о последнем, где чертов Лансель?

***

Ее голова лежала на его бедре, рука обнимала колено. Волосы стекали через всю голову ко лбу, тянули к полу. Обнаженный затылок холодил легкий сквозняк. Его ладонь была достаточно теплой, чтобы ей становилось легче.

Я сделала это для нас, могла бы сказать она, но молчала.

Это мой аванс в наше будущее, могла сказать она, но вместо этого прислушивалась к ровному дыханию парня, умиляясь его способности отключаться. Ты слишком мой, чтобы я однажды тебя кому-то отдала. Слишком близок, слишком похож. Я могла бы накручивать твои волосы на пальцы вместо своих, чтобы успокоиться. И забываться сном, едва ты накроешь мое плечо своей широкой ладонью, такой шершавой и грубой, словно ее не шлифовал мяч почти каждый божий день. И эта кожа, подобная, но чуть иная.

Я должна была это сделать, и я это сделала. Нет и не может быть чувства вины. Я добиваюсь результата всегда, я стопроцентно смертоносна в своей тяге к разрушениям. Остановил бы ты меня? Не думаю. Если бы ты знал мой мотив, ты бы отступился. Возликовал. Наделал бы глупостей. Зачем устраивать цирк из простой кристально чистой идеи мести.

Лансель хрипло вздохнул, зрачки под веками заметались, рука чуть сильнее сжала одеяло. Ты видишь сон, а я наблюдаю за тобой. Действительно хорош, умен, предан. Раньше я не видела слишком многого. А теперь словно пелена упала с глаз, чтобы снова замениться чудовищным розовым туманом, в которым ты кажешься божеством, достойным поклонения. Я собираюсь быть твоей жрицей в этой ночи и всех грядущих. И это унижает меня, оскорбляет все мое существо. Никогда я не была так близка к отречению от своей истинной сути.

Это ты должен подчиняться. Твои уста должны едва слышно возносить молитвы мне, твои руки должны обагриться кровью жертв, а мое место там, в заалтарной нише. Моя статуя будет из чистого золота, с изумрудными глазами.

Однако одну жертву тебе я уже принесла. Но это жертва нам обоим. Чтобы разрушить порочную связь, нужен третий элемент, третий угол треугольника. Только Джейме сдержит меня от этого сумасшествия. Раньше только он умел меня обуздать, и он же поможет сейчас.

***

Она шла по коридору неслышными шагами. Было глубоко заполночь. Дверь в комнату Джейме подалась легко. Брат спал на спине, раскинув руки, едва освещаемый тонкой линией подсветки, что шла под потолком по контуру комнаты. Сестра присела в ногах и медленно свернулась калачиком, обняв его ногу. Когда ты проснешься, я уже буду здесь. Ты запомнишь наше примирение, обещаю. И простишь мне. Ведь ты и сам знаешь, мой любимый брат. Чего не сделаешь ради любви?