Девушка с воздушными шарами
Шрифт:
Мужчина обхватил маму за плечи – кажется, это был отец. Я обессилено прикрыла глаза – никогда бы не подумала, что держать их открытыми окажется настолько тяжело. Однако я слышу, как ко мне подошел человек.
– Вот и я, - едко произнесла девушка, всего минуту назад успокаивающая мою маму – как кардинально изменились нотки, - знаешь, Бог всех наказывает, - она наклонилась ближе, мне в нос ударил аромат любимых духов Анри, - я надеюсь, ты чувствуешь боль в сто раз сильнее, чем я, - голос оборвался от избытка чувств, но, вздохнув, посетительница продолжила тираду, - я желаю тебе
С большим трудом мне удалось еще раз разомкнуть веки, чтобы посмотреть в спину настолько ненавидящего меня человека. Она прихрамывала, но гордо поднятая голова, уверенный голос не давали и повода подумать о ней как о калеке.
– Спасибо, что пришла, Маша, - искренне поблагодарила моя мама Машу Сухову.
Синий
– Ты всегда такой романтик? – спрашиваю я, не в силах сдержать счастливую улыбку.
Его зовут Петя, ему двадцать два, и летом он подрабатывает у своего отца – на подъемнике. И у него самые красивые карие глаза с длинными ресницами, которые я когда-либо видела в своей жизни.
– Только с тобой, - такие слова мечтает услышать любая девушка, и я их слышу.
Букет полевых цветов, полный термос сладкого кофе с молоком и запеченный омуль с овощами. Пикник на побережье. Сидим на двух валунах, сброшенных людьми давным-давно. Не представляю, что они могли делать с этими плитами – может, строили дома? Да нет, тут в основном все деревянное. С другой стороны, чуть поодаль, есть школа и тропинка вглубь с четырех или пятиэтажками. Романтический пикник… страшно романтический, что я никак не могу унять глупую счастливую лыбу. Но и лицо моего кавалера освящено радужной, теплой улыбкой, будто он прекрасно понимает весь букет охвативших меня эмоций.
День непривычно солнечный, ясный. Волны спокойно бьются о наши импровизированные сидения. Петя постоянно шутит или комментирует, но мы не говорим о себе, будто есть нечто такое в наших жизнях, что омрачит лучезарную действительность.
– А ты давно здесь живешь? – наконец, решаюсь я.
– Да нет, - неопределенно пожимая плечами, отвечает Питер.
– А хотел бы жить всегда? – не унимаюсь я.
– Честно? Не знаю, - поразмыслив, произносит молодой человек, - я бы хотел сперва увидеть весь мир, а уж потом… - поведя плечом, не стал заканчивать предложение.
– Купи глобус, - советую я с лукавой улыбкой.
Под шортами и футболкой у меня закрытый купальник – все же вода слишком прохладная для бикини. Я мигом сбрасываю с себя ненужную одежду и с разбегу ныряю в воду. Первые секунды парень в замешательстве, но, быстро придя в себя, ныряет следом. Байкал на удивление тепл к нам. Этот день у нас посвящен самим себе.
В шесть пятьдесят семь следующего утра мы уже находимся на вокзале Иркутска, в ожидании сидим в туристическом вагоне за столиком для четверых. Напротив шумная компания – армянские мама, папа, дочь, американский дядя с русской женой и американоговорящей четырехлетней дочерью, позади них две их русские бабушки. Надо же, насколько все-таки
– Жуть, одиннадцать часов тупо трястись в вагоне, я так не могу, - ужасается деятельная Макс.
– Ничего, потерпишь, - свысока отвечает ей Дик.
– К тому же, у нас будут остановки, - подхватывает миролюбивая Анри, - так что спи спокойно, Макс.
Последнее прямо в яблочко! Спать пришлось два часа, затем первая остановка. Слюдянка. Беломраморный вокзал.
– Хм, - хмурится Макс, - может, и мраморный, но не белый, - дает приговор и уходит обратно в вагон с видом обманутых ожиданий.
Еще через два часа поезд делает небольшую остановку у Итальянского моста, спроектированного и построенного несчастными итальянцами. На Кругобайкальской железной дороге очень много тоннелей – то ли около ста, то ли около двухсот – все они разной протяженности, а самый длинный – семьдесят восемь метров, если Анри правильно расслышала гида. Сначала мы бродим вдоль самой длинной каменной галереи на всем пути. Садимся в поезд, проезжаем пятнадцать метров и выходим на станции Половинный. Стоянка два часа.
– Ну и шуточки! – недовольно ворчит Макс.
– Прекрати нервничать, - рявкает на нее обычно спокойная Анри.
Мы удивленно переглядываемся.
– Впервые в жизни выбрались в настоящее путешествие, а ты все ворчишь да ворчишь! – продолжает блондиночка, не обращая внимания на неприкрытый шок подруг.
Внизу у воды двое парней на плоскодонках за сто рублей предлагают отвезти желающих за мыс и обратно. Мы не рискуем. Большая часть туристов радостно пользуется услугами некого парня с мангалом, продающего втридорога напитки, горячие шашлыки и рыбу.
Мне часто необоснованно кажется, что за мною следят. Не могу сказать точно – мания это или просто желание привлечь к своей персоне внимание окружающих. Факт остается фактом. Бывает, я резко оборачиваюсь, а ветки за спиной слегка колышутся – но я тут не при чем. Или как сейчас, пока мы бродим по тоннелю – между прочим, самому длинному на всем пути железной дороги, я слышу шепотки… пугающие, интригующие, волнующие и одновременно с этим совершенно непонятные – кому? Что? Кто говорит? Не ясно.
Внезапно мы с подругами понимаем сразу несколько вещей: первое – в тоннеле нет входа и выхода – все эти белые пятна света куда-то исчезли; и второе – я действительно слышу чьи-то голоса, а подружки мои – нет, и это не менее странно. Я никогда раньше не страдала галлюцинациями и начинать не собираюсь.
– Что нам делать? Я ничего не вижу, - первой нарушает тишину встревоженная Анри.
Мы одновременно чувствуем подступающий холод. Кажется, даже видно – мы выдыхаем белые облачка пара. Под ногами похрустывает заиндевевшая галька. Я прячу руки в карманы и чувствую, остальные следуют моему примеру. Тем не менее, мы продолжаем идти вперед. Тишину нарушает лишь взволнованное дыхание трех и особо нервное четвертой. Дик нервничает, и лишь мгновение спустя мы понимаем, почему.