Девушка у обочины
Шрифт:
Миллион мыслей пронзительно кричат в мозгу, и я не могу даже рассортировать их. Все, что понимаю, - это Дез, здесь, в моих объятиях; ее губы влажные, как будто она только что облизала их. Поэтому мне необходимо поцеловать ее.
Я прерываю ее поцелуем, мои губы сминают нее, пока сердце колотится в груди. Поначалу Дез застывает в шоке, потом поднимается на носочки, и ее язык находит мой. Я понимаю, что какими бы ни были ее мотивы, сейчас ничего не имеет значения.
Дез хочет этого так же, что и я.
Она стонет, опирается на меня, как будто ноги ее не держат.
Я разрываю поцелуй, чтобы шепнуть
— Ты пойдешь со мной.
Дез просто кивает.
ГЛАВА 12
ДЕЗ
Это реально? Все это происходит на самом деле? Как он меня нашел?
Его рука в моей ощущается такой большой, жесткой и знакомой. Его присутствие рядом со мной заставляет почувствовать, какой он огромный и теплый. Светло-зеленые глаза не отрываются от моих, и от этого сердце переворачивается, а желудок скручивается, потому что он видит меня, смотрит вглубь меня.
Адам хочет меня.
Я еще не совсем понимаю, почему.
И возникает вопрос: мне все равно, почему он это делает, или меня это волнует?
Я иду рядом с ним, и вдруг черный «рейндж ровер» подъезжает и любезно останавливается около нас. Адам забирается внутрь и увлекает меня за собой. Он добирается через меня до ремня, протягивает его надо мной и защелкивает. Пристегнуть меня - милый, но странный жест. Он что, беспокоится за мою безопасность? Или опасается, что сбегу? Даже не знаю. Но его пальцы сплетаются с моими, и водитель, кажется, знает, куда мы едем без подсказки.
Я открываю рот, чтобы сказать, и Адам качает головой.
— Еще нет.
Мои губы покалывает от силы и нежности его поцелуя, сердце яростно трепещет, а легкие расширяются и сильно сжимаются, как будто одно только его присутствие рядом со мной требует больше циркуляции крови в венах, больше кислорода в легких. Я хочу вжаться и вцепиться в него. Хочу раздавить его губы своими, выпить его дыхание, почувствовать его мышцы и велеть взять меня, овладеть мной, заявить права. И в тоже время, хочу убежать; быть с ним потребует от меня правды. Я должна буду рассказать ему, как росла, о приемных семьях и о том, что пережила.
Жестокое обращение.
НЕТ. Я не могу вернуться туда, даже в мыслях. Нет.
Мне придется сказать ему, что он лишил меня девственности. Что подарила ему себя и не сказала ему.
Придется рассказать ему о Нью-Йорке и Людовике.
Нужно так много ему рассказать, так много вещей, о которых я никогда и никому не говорила.
Я могла бы даже сказать ему свое настоящее имя.
Мы въезжаем в подземный гараж, останавливаемся на зарезервированном месте рядом с лифтом. Водитель - крепкий мужчина около тридцати или чуть больше с огромной черной бородой и татуировками, обвивающими шею и выглядывающими из-под манжет его пиджака - тянется открыть мою дверь, подставляет мне руку и помогает спуститься с внедорожника. Он закрывает дверь за Адамом, провожает нас до лифта и даже нажимает кнопку вызова.
Стоять в тишине, ожидая лифт, мучительно и неловко. Я протягиваю руку водителю.
— Привет, я - Дез.
— Оливер, —
— Приятно познакомиться, Оливер.
— Взаимно.
Неловкость возвращается. Адам берет меня за руку снова, как будто боится отпустить меня, будто я исчезну, если он физически не притронется ко мне.
Лифт, наконец, прибывает, двери раздвигаются. Оливер протягивает руку, придерживая двери, и ждет, когда мы зайдем, потом следует за нами, тянется, чтобы вставить и провернуть ключ, а затем нажимает кнопку самого верхнего этажа.
Мне почему-то смешно, что такой умный и влиятельные человек, как Адам позволяет кому-то вызывать для него лифт.
— Наверное, здорово, — говорю я, — когда есть кто-то, кто нажмет за тебя на кнопку.
Оба - и Адам, и Оливер - смотрят на меня, как будто у меня выросла вторая голова.
— Это моя работа, — говорит Оливер, почти незаметно изгибая один угол рта. — Он не позволял мне делать это в течение первых нескольких месяцев, что я работал на него. Адам заходил первым, чтобы самому нажать на кнопку. Входит в лифт первым и нажимает кнопку. Упрямый засранец выставляет меня в плохом свете. Поэтому я сказал, что ему придется дать мне возможность заниматься своим делом.
Адам качает головой и закатывает глаза.
— Это смешно. Я взрослый мужик. Мне не нужен никто, чтобы придерживать для меня двери. Он чуть ли не разрезает для меня в тарелке гребаное мясо. Клянусь богом, он бы срезал корочку с моего бутерброда, если бы я попросил, — фыркает он. — Ты - телохранитель, Оливер, а не чертова нянька.
— Да ну, тебе точно нужна нянька, размазня! — Оливер говорит это с каменным лицом, но в его голосе слышится еле сдерживаемый юмор, и его узкие, глубоко посаженные темные глаза полны веселья.
— Мудак, — говорит Адам.
Я потрясенно смотрю на их обмен любезностями.
— Да что с вами, мужчины, происходит, что вы оскорбляете друг друга? Не могу понять.
Оливер и Адам переглядываются, и Адам смеется.
— Это такая фишка чисто между парнями.
Лифт останавливается, и двери со свистом открывается. Оливер ждет, пока мы оба выйдем, потом как-то умудряется обогнать нас, не выглядя при этом спешащим, и ведет нас вниз по длинному, узкому коридору, стены которого окрашены в синевато-серый цвет. Через каждые три, четыре метра у стены стоят небольшие столики с искусственными цветами, над которыми висят или какие-то абстрактные картины, или зеркала. Мы доходим до двери в конце коридора. Оливер открывает ее, приглашает нас войти, затем еще раз проходит вперед мимо нас, проходит через кухню, гостиную, через еще одну дверь, и, наконец, возвращаясь к тому месту, где мы с Адамом ждем его у входа.
— Все чисто, — говорит он скрипучим голосом. — Что-нибудь еще нужно?
— Занимайся своими делами до дальнейших распоряжений, — отпускает его Адам.
— Круто. — Он останавливается на полпути к двери. — Если нужно привезти какую-нибудь еду, просто дай знать. Я привезу.
Наконец, Адам и я остаемся одни.
— Итак, Оливер - телохранитель. С чего вдруг?
Адам пожимает плечами.
— Мой агент настоял. Сказал, я достиг того уровня, когда фанаты просто обязаны вытворять всякое сумасшедшее дерьмо, так что лучше быть готовым.