Девы ночи
Шрифт:
– Ты забыла только уточнить: что должно быть в этом альбоме?
– Ну, это товар для тебя привычный: голенькие девочки. Фирма обеспечивает и гарантирует.
– Ага, так твой муж работает в одной сфере с пани Алиной?
– Да. Но пани Алина сотрудничает с узким кругом клиентов, а у Романа целый бизнес с экспортом включительно.
– С каким еще экспортом?
– Нормальным. Продают девушек за границу. Поедешь в Польшу, Болгарию, Югославию… Золотые пески, Адриатика… Не отправят же они с такой миссией этих дебилов. А ты ведь знаешь славянские языки, правда? Ну, теперь видишь, какую
Я вздохнул:
– Теперь вижу. Еще не забылась прошлая халепа [71] , а я уже влез в новую.
– Бедненький мой! Но ведь все это только для твоего счастья! Ну, сидел бы ты и дальше на этом заводе и карябал свои дурацкие лозунги. А теперь ты же бизнесмен! А сколько новых тем для романа? Ага, кстати, ты уже закончил писать свой шедевр про наши приключения?
– Я его на одном дыхании написал. Лежит теперь, как и вся остальная моя писанина.
– Обещай мне, что еще сегодня привезешь почитать. Ладно?
71
Беда, неприятность (укр.).
– Да мне не жалко… Послушай, а кто выполнял эту работу до меня?
– Есть тут фотограф, Ярко. Но он увлекся наркотиками. Как фотограф он просто ас и выполняет эту работу и дальше. А вот чтобы посещать высокопоставленных особ – это для него уже слишком сложно.
– Так он может на меня обижаться?
– Нет, он уже месяц как занимается одной только фотографией… Пойдем, я покажу тебе твою комнату.
II
Окна моей комнаты выходили в сад. Хозяева жили наверху и, как я понял, прямо надо мной. Это означает, что когда пану Роману вздумается погарцевать на Дзвинке, у меня будут волшебные минуты для вдохновения.
Кухня находилась внизу в сутерине, там также жила служанка – полная пожилая женщина с пронзительным всезнающим взглядом и большим зобом, который клокотал при каждом ее слове. Дзвинка представила меня холодным тоном, а сама исчезла, имитируя полное равнодушие.
– Можете называть меня пани Зоня. Чтоб вы знали, что тут все у нас расписано по часам. Завтрак в девять, обед в два пополудни, ужин в семь. Вы будете есть с хозяевами. Но если по каким-то причинам опоздаете, то еда будет ждать вас в холодильнике. Вот, тут вам микроволновая печка, разогреете себе поесть.
Я выслушал ее тираду и, улучив паузу, поблагодарил и подался к себе в комнату. Я лег на диван, заложил руки за голову и загрустил. Конечно, деньги мне нужны, но как долго я смогу выдержать такую работу? И удастся ли вырваться с нее после того, как я узнаю обо всем, что здесь творится?
– Отвезешь вот это, – сказал пан Роман на следующий день, вручая мне черный дипломат. – Зайдешь в обком партии и скажешь дежурному милиционеру, что тебя ждет товарищ Бобрик. Поднимешься в его кабинет на втором этаже, вручишь дипломат.
– А что в дипломате?
– Всего-навсего альбом с фотографиями.
Наверное, тот самый альбом, о котором мне говорила Дзвинка.
– Пригласишь
– И все?
– Нет. Подождешь, пока он рассмотрит альбом, сделает пометки и вернет альбом назад.
Я сел в машину и всю дорогу, пока мы ехали, боролся с соблазном заглянуть в дипломат, но суровый взгляд Макса не вызывал никакого доверия.
Авто остановилось у обкома, я смерил глазами здание, попасть в которое простые смертные и мечтать не могли. При входе меня остановил милиционер.
– Я к товарищу Бобрику.
– Фамилия?
Я назвался. Милиционер по телефону убедился, что я не вру, и пропустил меня.
Поднявшись этажом выше, я поплелся длинными коридорами, разыскивая укромное местечко. Наконец я нашел его и быстренько открыл дипломат. Там было целых два альбома. Я развернул один и увидел фотографии красивых девушек в самых разнообразных позах. Внизу под снимками были написаны их имена, и больше ничего.
Затем я вытащил второй альбом и когда раскрыл его, даже ахнул. Тут уже на фотографиях были не взрослые девушки, а маленькие девочки. Даже указывался их возраст. Младшей было восемь, а старшей четырнадцать. Девочки были такие же голенькие, как их товарки. У некоторых были уже сформировавшиеся тела с маленькими аккуратненькими грудками и соблазнительными кудряшками на животике, а другие были совсем еще дети. Однако и те и другие демонстрировали, улыбаясь, все свои прелести.
Эге, да ту пахнет жареным! – подумалось мне. Я спрятал альбомы в дипломат и быстренько подался к товарищу Бобрику. В приемной меня встретила жопасто-грудастая дама лет тридцати пяти с буйной шевелюрой, которая возвышалась над головой, словно пороховая башня; ее размалеванный рот расползся в многозначительной усмешке.
– О-о, вы новенький? – спросила она, одним движением глаз оценивая меня с головы до ног. – Товарищ Бобрик ждут.
И, словно беспокоясь, что я сам не попаду в двери, провела меня, положив руку на спину. Ее ладонь была горячей и голодной.
В просторном кабинете за бескрайним столом сидел сам товарищ Бобрик – родной папусик нашей области, перед которым дрожали все. Товарищ Бобрик при желании мог разговаривать и на украинском языке, но я оказался вовсе не тем человеком, который мог вызвать у него подобное желание. Местная легенда гласила, что будто бы настоящая фамилия его была Бобрин, и вообще он не украинец, а еврей. Мне было, по правде, на это начхать.
– Садись, – сказал он мне, отобрав дипломат.
Умелыми руками он открыл замки и добыл оба альбома. Молча, громко сопя под нос, он листал страницы, и время от времени что-то записывал на бумаге. Наверное, имена отобранных девушек.
Когда очередь дошла до следующего альбома, он взглянул на меня внимательно, но я сделал вид, что меня совершенно не интересует ни альбом, ни его персона. К счастью, на столе передо мной лежала кипа газет, и я, вперившись в них, лишь вполглаза следил за товарищем Бобриком. Его мое равнодушие полностью удовлетворяло. Альбом с маленькими девочками приковал его внимание куда сильнее, чем предыдущий. Теперь он переворачивал страницы так медленно, что мне казалось, я до ночи не выйду из этого кабинета.