Девять драконов
Шрифт:
— Хочешь меня?
— Ты знаешь, что да. Больше всего на свете. Но я просто не могу обещать, что скоро вернусь. Я не знаю, когда освобожусь. Пожалуйста, пойми.
Стивен нашел свои часы на ночном столике, вздохнул и пропустил свои шелковистые волосы сквозь пальцы.
— Не знаю, может, я должен пойти на корабли — будет горячая пора за столами, когда новости распространятся.
— Они уже расползлись. Они повсюду. По всему городу.
— Я постараюсь вернуться после полуночи.
— Не бросай свою работу только из-за меня, но…
Стивен
— Хорошо, а как ты думаешь — из-за кого я сюда возвращаюсь?
Она обняла его крепко-крепко.
— Стивен, я должна идти. Мой ум за сотни миль отсюда.
— Каждый раз, когда тебе нужно уходить, я думаю — должен же быть способ отправить твой ум на работу, а тебя оставить здесь.
Она была права насчет того, что скверные новости расползлись. Лифт был набит мрачнолицыми японцами.
В холле столпотворение, царил страшный шум; половина людей кричали на клерков за стойками, стараясь выехать как можно раньше, другая половина пыталась вселиться, не имея забронированных номеров. Очереди выстраивались к комнатам, где был телеграф и факс, и телефоны были окружены толпами, как бары на скачках. Швейцары и водители такси выглядели как в шоке: как и всегда во всем Гонконге, когда начался бум из-за Китайской башни, рабочий люд поставил на это все свои сбережения.
Тоннель к Козвэй Бэю было просто мясорубкой — когда новости разлетелись по городу, десятки тысяч мирно ужинавших людей бросились к своим делам, которые они оставили несколько часов назад, чтобы пойти домой. Была почти половина десятого, когда она добралась до «Макфаркар-хауса», где многие из ее самых толковых менеджеров, торговцев и аналитиков были уже на телефоне. Она дала им короткие инструкции, в которых они едва ли нуждались. В Европе был разгар дня, и американские биржи должны были вот-вот открыться. Потом она села на телефон сама, обзванивая всех, кого знала. Суть самой первой бурной реакции за океаном сводилась к трем вопросам: что же случилось скверного в Гонконге? Что случится дальше? И что сделают каэнэровцы?
Ответы «Макфаркар-хауса» были такими: ничего плохого не случилось. Просто провалилась одна сделка, а как результат — паника и опасность бума лихорадочных распродаж. Но те, кто проявят хладнокровие и стойкость, — с теми все будет о’кей. Каэнэровцы не допустят финансового кризиса — переворот на носу.
— Как они собираются прекратить это безобразие? — спрашивала мощноносная президентша «Женского банка» Нью-Йорка, с которой Викки познакомилась там.
— Каэнэровцы стабилизируют рынок, покупая недвижимость — в открытую или через подставных лиц, — заверила ее Викки, зная в душе, что в лучшем случае это только надежда.
— Может, каэнэровцы еще и одолжат денег накупившим недвижимости на слишком большую сумму? — спросила саркастически банкирша.
— Это — неплохая идея. Спасибо. Кстати, вы также можете рассчитывать на большие деньги, если начнете покупать по дешевке.
В самом
В одиннадцать тридцать Аллен Уэй разразился заявлением из дома правительства: экономика Гонконга гибкая и пережила много взлетов и падений и в прошлом. Эти колебания, заверял Аллен, типичны для свободного и открытого общества.
Уолли Херст зашел в офис Викки, поглаживая в задумчивости бороду.
— Последние новости, — сказал американский китайский компрадор. — Один парень, которого я знаю, послал к черту оскорбительное предложение, касающееся его отеля в районе Репалс Бэй. Спустя десять минут позвонила каэнэровская компания, и на этот раз условия были в два раза менее оскорбительные.
— Они стараются. Это хорошо.
— Первое предложение было тоже от каэнэровцев.
— Соперничающие бюрократы?
— Алчные ублюдки.
— Они определенно шуруют быстрее, чем обычно. Словно они были наготове.
— Может, и были.
— Где Вивиан Ло?
— Понятия не имею, — ответил Херст, намеренно выказывая отсутствие интереса к тому, где сейчас его конкурент — китайский компрадор. — Хотите, чтобы я расшевелил кое-каких пекинских покупателей?
— Нет. Мне больше нужна ссуда из Пекинского банка на мои самолеты.
— Сейчас? Когда такое творится?
— Скажите им, что это их шанс стабилизировать обстановку. Скажите, что сильные Макфаркары означают сильный Гонконг.
— Вы хотите выслушать их шуточки?
— Сделайте это сейчас.
— Хорошо. Извините.
— Да, Уолли, вот еще что. Если кто-нибудь из ваших каэнэровских друзей хочет вложить деньги в гонконгскую недвижимость и ему нужно прикрытие, я к его услугам.
— Вы шутите.
— Кто-то собирается нажить на этом целое состояние.
— Ту Вэй Вонг, кто же еще!
— Почему вы так говорите?
— С его-то деньгами он может просто сожрать все лучшее, что упадет в цене.
Викки повернулась к окну. В соседнем здании тоже, несмотря на ночь, горел свет.
— Вы правы. Спасибо, Уолли. Сделайте эти звонки. Мы поговорим позже.
— Я что-то не так сказал?
— Никто из тех, с кем я говорила сегодня вечером, не упоминал, что «Волд Оушнз» покупает хоть что-то.
Словно их нет в городе. Вы думаете, они, с их уймой наличности, будут скупать недвижимость по дешевке по всей колонии?
— Может, Ту Вэй ждет, когда цены упадут еще ниже?
— Может быть. Поговорим позже.
Она встала, открыла боковую дверь и вошла в свой бывший офис, который занимал теперь Питер. Он был на проводе, говоря на энергичном кантонском. Закатанные рукава его рубашки обнажили худые руки. Он прикрыл рукой микрофон трубки:
— Что случилось?
— Ты знаешь кого-нибудь в «Волд Оушнз»?