Девять месяцев до убийства
Шрифт:
Затем мы обошли несколько обшарпанных гостиниц, где были встречаемы по большей части настороженным молчанием. И здесь Холмс тоже вполголоса побеседовал с некоторыми типами, причем у меня не осталось ни малейших сомнений в том, что они знакомы. Время от времени одна-две монеты перекочевали из его рук в другие, давно нс мытые. После этого поиски наши продолжались в другом месте.
Выйдя из третьей гнусной дыры, еще более убогой, чем две предшествующие, я больше не смог сдерживаться.
— Холмс, Потрошитель — не преступник.
— Жертва, Ватсон?
— Продукт той ужасной среды, которую мы здесь наблюдаем.
Холмс пожал плечами.
— Неужели вас не возмущает, в каких условиях живут эти люди?
— Разумеется, я бы только приветствовал капитальную чистку здесь, Ватсон. Видимо, она будет возможна когда-нибудь в просвещенном будущем. Но до тех пор я буду все-таки оставаться реалистом. Утопия — это роскошь. У меня нет времени на мечтания.
Прежде чем я успел что-то возразить, он открыл следующую дверь, и мы вошли в публичный дом. У меня едва не закружилась голова от удушливого запаха дешевой парфюмерии. Мы оказались в салоне, в котором полдюжины почти обнаженных женщин сидело в картинных позах и поджидало того, кто заглянет к ним на огонек из густого тумана.
Должен признаться, что всячески пытался отводить взор от зазывных улыбок и соблазнительных жестов, которые демонстрировались нам со всех сторон. Но Холмса и здесь не покинуло его обычное хладнокровие.
— Добрый вечер, Дженни!
С этими словами он обратился к одной из девиц — бледной, симпатичной, невысокого роста, одетой в халат, под которым ясно ничего не было и который разошелся просто невозможно широко.
— Добрый вечер, мистер Холмс.
— Ты была у того доктора, адрес которого я тебе дал?
— Была, сэр. Он осмотрел меня и выписал справку о здоровье.
Занавес из шнурков с нанизанными на них бусинками раздвинулся, и перед нами предстала жирная «мадам». Ее глазки-пуговки пристально оглядели нас.
— Что выгнало вас в такой вечер из дому, мистер Холмс?
— Уверен, что вы догадываетесь, Леон.
Лицо ее помрачнело.
— Как вы думаете, почему я не выпускаю своих девочек на улицу? Потому что не хочу потерять кого-нибудь из них!
Одна из девиц, накрашенная сверх всякой меры, сердито бросила:
— Просто стыд, да и только — шагу не может уже ступить бедная девушка, чтобы за ней не увязался бобби.
— Ты что, предпочитаешь получить нож в живот? — осведомилась еще одна девица.
— Я уже считай подцепила одного — ну, того джентльмена, который живет в Паквине. Он поднимался к себе по лестнице — ну, все при нем — белый галстук, накидка и все такое. Он меня увидел, остановился — ждет. И надо же — именно в этот момент высовывает из тумана свое идиотское рыло бобби. Иди, говорит, к себе в гнездышко, малышка, вечер нынче не для тебя.
Девица даже плюнула на пол с досады.
Голос Холмса оставался совершенно
— А джентльмена, надо думать, тем временем и след простыл?
— Поднялся наверх к себе в комнату, куда же ему еще деться? Но меня с собой не пригласил!
— Странный у него адрес для джентльмена, ты не находишь?
Девица вытерла рот тыльной стороной ладони.
— Пусть живет, где ему угодно. Хоть у черта на рогах, если хочет!
Холмс уже направился к двери. Проходя мимо меня, он шепнул:
— Пойдемте, Ватсон, да побыстрее, побыстрее!
На улице он схватил меня под руку и буквально потащил за собой.
— Все, Ватсон, он у нас в руках! Я уверен в этом! Вот так все и бывает — поглядишь по сторонам, спросишь о том, о сем, кто-нибудь вдруг обронит словечко — и вес! Дьявол попался! Он способен на многое, это верно. Но в невидимку превратиться не может.
Каждое слово выдавало торжество Холмса, продолжавшего увлекать меня за собой. Не прошло и нескольких минут, как я уже взбирался за ним по узкой лестнице, которая вела на верхний этаж дома снаружи, прямо у деревянной стены:
Напряжение наших нервов достигло предела. Даже Холмса с его чрезвычайной выдержкой охватил охотничий азарт. Пока мы поднимались по лестнице, он прерывающимся голосом пояснил мне:
— Этот Паквин — захудалый дом, в котором сдаются квартиры, Ватсон. Таких домов в Уайтчапеле множество. Счастье еще, что мне запомнилось его название.
Я глянул вверх и заметил, что дверь, к которой мы приближаемся, приоткрыта. Лестница кончилась, и Холмс ворвался в квартиру. Я — за ним.
— Какое чертовское невезение! — воскликнул он. — Кто-то побывал здесь перед нами!
За все годы, проведенные вместе, Холмс никогда еще не оказывался во власти более жестокого разочарования. Он застыл, как вкопанный, посреди маленькой, бедно обставленной комнаты, с револьвером в руке. Серые его глаза метали молнии.
— Если это и было логово Потрошителя, — вскричал я, — то он уже оставил его.
— Причем навсегда. В этом нет сомнений.
— Может быть, Лестрейд преследует его по пятам?
— Что-то не верится. Лестрейд в данный момент бродит где-нибудь по темным переулкам.
Потрошитель, собираясь в спешке, основательно опустошил квартиру. Я еще подыскивал слова, долженствующие утешить Холмса в его разочаровании, как вдруг он схватил меня за руку:
— Если вы еще сомневаетесь, что эта дыра — квартира маньяка, Ватсон, взгляните сюда.
Взгляд мой устремился в указанном направлении, и я увидел то, о чем он говорил: ужасный трофей — грудь той несчастной, которая лежала сейчас в морге на Мон-тегю-стрит.
Мне часто доводилось созерцать раны и смерть, но это оказалось худшим из всего, что я видел до сих пор. Я не ощущал ничего — один только безмерный ужас. Мне стало дурно.