Девять унций смерти
Шрифт:
— Сумасшедшая? Да, наверное. Я и правда сумасшедшая, потому что их нет! Их совсем-совсем нет, навсегда нет, на веки вечные! Их нет и нет, это и в самом деле способно свести с ума! Их нет, понимаешь? Их нет, а я — есть. Я — тоже гном, разве нет? Самый настоящий, чем я лучше других? А ничем! Ничем не лучше! Я такая же, вот! Так и зачем тебе дожидаться тех, кого нет и не будет? Изнасилуй меня! Гном изнасиловал твою мать — отомсти нам — изнасилуй гномку!
— Да?! — яростно прошипел он. — Так вот что ты предлагаешь?! Вот так вот все просто?! Самому превратиться в мерзкого насильника?! В гнома?! Фицджеральды недаром выбирали лук
— Да?! — выдохнула она, невольно заражаясь его настроением. — А ведь смерть не равновесна насилию!
— И правда! — отрубил он. — Насилие страшнее! Смерть еще можно пережить!
«Смерть еще можно пережить! Ну ты сказал, комендант! Так кто здесь из нас двоих — больший цверг — читай, больший псих?»
— Тебе нужно убить хотя бы одного цверга, — горько сказала владыка. — Хотя бы одного. Может быть, это бы тебя успокоило. Вот только… единственный цверг на этом острове — это ты сам.
Он замер. На миг ей показалось, что его сразило какое-то древнее сказочное проклятие и он превратился в камень. Потом ему удалось выдохнуть. Медленно вдохнуть и выдохнуть вновь.
— Я сам… — осторожно повторил он. — Единственный цверг на острове.
Она молча кивнула.
— Ну, перерезать себе глотку я всегда успею, — криво ухмыльнулся Фицджеральд, руки у него дрожали. — И… спасибо тебе. Я понял. Нельзя ненавидеть то, чего нет. С чего-то несуществующего ненависть может перекинуться на что-то существующее.
— Или вернуть к жизни несуществующее, — кивнула гномка.
И Фицджеральд пожал ей руку.
— Как чему-то существующему! — сказала она.
— Как чему-то, что меня спасло, — выдохнул он. — Как кому-то, кто умнее меня. Нельзя все время жить ненавистью. Ты не знаешь, Гуннхильд, кто-нибудь из ваших играет в шашки?
«Уф-ф-ф!»
Якш шел по человечьему городу и дивился всему, что видел. До сих пор ему удавалось или обходить города стороной, или проскакивать их, почти не останавливаясь. По правде говоря, он их немного побаивался. Они его пугали своей непривычностью, непонятностью и величиной. Они были ужасно неправильные. Вот если бы он взялся мастерить город… а так — одно только безобразие и возмущение выходит. Человечьи села выглядят гораздо разумнее. Там, конечно, тоже все далеко не так, как следует, но города — это нечто… Однако для того, чтоб как следует заработать, нужно попасть именно в город, недаром же люди сами говорят: «В город, на заработки». Так что ничего не попишешь. Надо так надо. Придется потерпеть.
Якш шел по человечьему городу и дивился всему, что видел. В особенности — человечьим домам. Это не были уютные гномьи жилища, разрастающиеся вширь и углубляющиеся вниз, человечьи дома росли вверх, так и казалось, что они вот-вот упадут, причем на голову, причем именно ему. Дома, однако, не падали. Даже ему на голову — не падали. Больше всего они походили… нет, они совсем не были похожи на горы! Ни капельки не были! Но с чем их еще сравнить?
Нет, Якш нипочем не позволил бы строить столь опасные для жизни сооружения и позволять подданным жить в них!
«А может, я чего-то не понимаю? В конце концов это нам „крыша мира“ на голову рухнуть пыталась, а с их домами пока ничего такого не происходит».
Якш
«А тому, кто так плохо детей делает, надо бы причинное место оторвать, чтоб неповадно было над детьми издеваться!»
Впрочем, люди не торопились заняться немедленной переделкой собственных жилищ, так что Якшу пришлось поискать себе другую работу.
Работа и в самом деле отыскалась быстро. В одном из городских переулков перекладывали мостовую. Конечно, к самой укладке камня — ровненько, камешек к камешку, рядок к рядку — Якша никто и не думал подпускать. На такое дело первого встречного коротышку не поставишь. Работа для мастера. А вот камни таскать — почему бы и нет? Тоже нужное дело, а он вон какой здоровый, даром что коротышка!
— Может, и подойдешь, — кивнул хмурый помощник распорядителя работ. — У нас сейчас обед, а ты — поработай пока. Вон ту кучу камней видишь? Сюда перетаскать надо.
Помощник распорядителя ткнул пальцем себе под ноги.
— Вот сюда вот, понял?
Якш кивнул.
— Управишься, пока я обедаю, считай, что принят. — Якш окинул цепким взглядом кучу камней.
— И все? — удивленно спросил он.
— Хвастун. Справься сначала, — буркнул помощник распорядителя работ. — И смотри, если я закончу обедать, а ты все еще будешь таскать эти камни, — прогоню и ни гроша за твою работу не дам, понял?
— А ты пережевывай помедленней, — посоветовал Якш, нагибаясь за первым камнем. — Не то ведь подавишься ненароком…
— Типун тебе на язык, болтун! — проворчал помощник распорядителя работ и пошел прочь.
Таскать камни — что может быть легче?!
Ну, это как для кого, конечно. Люди нашли бы, что возразить, а вот гномы… Рукам гнома просто приятно касаться камней, а уж силой гномы никогда не были обижены.
Так что не успела ложка помощника распорядителя работ толком зачерпнуть вкусной наваристой похлебки, а Якш уже утвердил последний камень на вершине перенесенной им кучи.
Есть. Сделано. Тут, наверху, так просто заработать, что это даже смешно.
«Что-то долго этот болван обедать изволит!» — невежливо подумал Якш о собственном нанимателе.
Становилось скучно. Заняться было решительно нечем.
Якш еще раз оглядел проделанную работу. Порядок. Все как надо, как следует. Поди ж ты, как давно уже ничем подобным не занимался, а вот не забыл же! Правда, и наука нехитрая — камни в кучку складывать. К слову сказать, мостовую из этих камней сложить — тоже не абы весть какое великое дело.