Девять унций смерти
Шрифт:
— Вовсе нет. Всего лишь поторопить слушание дела, — ответил незнакомец.
— Даже так? А заступиться совсем-совсем не хотите? — судье стало окончательно интересно.
— Не вижу необходимости.
— Вот как? А почему?
— Потому что он прав.
Когда посетитель ушел, судья с изумлением обнаружил, что несмотря на то, что тот представился, «такой-то» из «оттуда-то», он так и остался незнакомцем. Судья называл его так про себя все время визита. Незнакомец. А теперь он ушел, и… судья изумился еще больше, внезапно сообразив, что уже не помнит ни имени,
Такой-то из оттуда-то… Вот и все, что осталось.
— Если вы так уверены в его виновности, — задумчиво промолвил судья, глядя прямо в глаза помощнику распорядителя работ, — то скажите, почему вы тогда настаиваете, чтоб его дело решил городской суд, а не суд вашей собственной гильдии?
Помощник распорядителя работ ответил неразборчивым бурчанием.
— Что вы там бормочете? — насмешливо спросил судья, чутким опытным ухом уловив среди бурчания страшные ругательства в свой адрес.
— Благословляю мудрость нашего суда, ваша честь, — отозвался помощник распорядителя работ.
— Да? Что ж, вот вам мой мудрый вердикт, — возвестил ле Пеллетье. — Решением суда городского дело передается в суд гильдии. Ответчика, Трампа, сына Уинта, из-под стражи освободить условно, с тем чтобы он обретался в черте города вплоть до собрания суда гильдии каменщиков, на коем ему и предстоит держать ответ.
— Да он же сбежит! — воскликнул помощник распорядителя работ.
— Не сбежит, — усмехнулся судья. — Я за ним прослежу.
— Но… ваша честь, как?! — ошарашенно поинтересовался помощник распорядителя работ.
— Очень просто. Я приглашаю его в гости, — ответил судья.
Якш только глаза вытаращил от удивления.
«В гости. Нет, ну надо же! Из темницы — и в гости. Ну дает господин судья!»
— В гости… — пролепетал помощник распорядителя работ. — Но… он же разбойник. Ваша репутация…
— Позаботьтесь-ка о своей, — поморщился судья. — Я вам серьезно это советую.
Судья уже был осведомлен о тюремных похождениях подсудимого. Он не сомневался в том, что тот не сбежит, скорей уж от него сбегут. Если смогут. Если успеют.
— Вы часто приглашаете в гости государственных преступников? — невинно поинтересовался Якш, переступая порог дома господина судьи.
Он смотрел на судью так простодушно-искренне, как умеют только самые отъявленные мошенники. Впрочем, по глазам мошенников, конечно, если они истинные мастера своего дела, а не жалкие недоучки, обычно ничего не удается прочесть, а в глазах Якша победно плясала ехидная ухмылка.
— Скромнее надо быть, сэр, — ответно ухмыльнулся судья. — Ну какой из вас, к чертям, государственный преступник?
— Ну вот, — пригорюнился Якш, — стараешься, стараешься, а потом выясняешь, что из тебя даже преступника завалящего не вышло. Жизнь была прожита почти зря…
— Ну, положим, завалящего преступника можно сделать почти из кого угодно,
Широким жестом радушного хозяина судья указал на лестницу, ведущую на второй этаж, и ошарашенно смолк. Потому что Якш не пошел вверх по этой лестнице. Вместо этого он вдруг опустился на колени, внимательно разглядывая резные деревянные ступени.
Судье мигом припомнилось то, что произошло в тюрьме. Он замер, внутренне готовый к тому, что Якш вот-вот подхватится и мигом разберет лестницу по досочкам, ругая худую работу. А потом самым безапелляционным тоном потребует сотворить на месте того, на что недостойна наступить нога истинного мастера, настоящий, доподлинный шедевр.
Судья вздохнул.
Лестницу было жаль. Построенная лучшими городскими умельцами, она нравилась господину судье. Вот просто нравилась — и все тут. Наверное, можно и лучше сделать, но ему нравилась именно эта. Неужто его гость прямо сейчас примется ее разбирать? Неужто не прислушается к смиренным просьбам хозяина?
Рука Якша осторожно погладила ступеньку.
Господин судья медленно выдохнул. Ему показалось, что его странный гость ласкает лестницу, как живое существо.
— Какое… какое потрясающее мастерство… — вымолвил наконец Якш.
И судья вздохнул с облегчением. «Не станет разбирать! Не станет!»
— Какое… какое невероятное владение формой. Сотворить такое из камня — проще простого, а вот дерево… Капризное, непредсказуемое дерево… то слишком хрупкое, то чересчур твердое, то невыразимо, неожиданно мягкое… какой же точной должна быть рука мастера, каким верным глаз и сколь неколебимым дух, чтобы сотворить все это! Какое счастье, должно быть, жить в одном доме с таким… с такой красотой. Она — как песня, — помолчав, закончил Якш.
Судья только головой покачал в изумлении.
— Я… рад, что вам нравится, — наконец нашелся он.
— И это правильно, — кивнул Якш. — Радоваться — гораздо лучше, чем гордиться. Я так долго не понимал этого: гордился, гордился… а теперь только радуюсь. Вот как сейчас.
Судья не нашелся, что сказать, он только повторил приглашающий жест рукой.
— Для меня будет истинным наслаждением воспользоваться такой невероятной лестницей, — сказал Якш, делая первый шаг.
Судья последовал за ним.
— Кстати, если не секрет, — вдруг спросил судья, — Трамп, сын Уинта, что это означает в переводе с гномского?
Якш вытаращился на него в немом изумлении, а потом ответил:
— Путник. Сын ветра, — промолвил бывший владыка. — Ну, то есть бродяга.
— Ясно, — кивнул судья.
— А откуда… — начал Якш.
— Как я угадал, что это на гномском?
«А ты попробуй не угадать! Кто еще станет восторгаться обыкновенной работой по дереву и свысока, пренебрежительно хаять любую каменную работу, да еще и браться ее переделывать без спросу! Да при этом быть таким низеньким и бородатым крепышом. И таким занудой. Да при этом называть себя звучным иностранным именем. Да если б я в жизни гномского не слышал, и то…»