Девять унций смерти
Шрифт:
— Теперь гномы все чаще поминают человечьего Бога, — заметил комендант.
«Прости, Господи! С этими гномами до чего только не договоришься! „Человечьего Бога!“ — Это надо же!»
— Нельзя жить с людьми и не уважать их Бога, — пожал плечами гном, снимая с доски последнюю шашку Фицджеральда. — Я опять выиграл.
— А ведь у меня есть редчайшая вещь! — судья достал из ящика стола сломанный напополам нож.
— Гномская сталь, — сказал он.
— Наш… — оторопело кивнул Якш. — Сломанный… —
— Говорят, так почти никогда не бывает, — проговорил судья, протягивая Якшу обломки и вопросительно глядя на него. — Говорят, один такой на дюжину тысяч.
— Строго говоря, такого и вовсе не должно случаться, — пробормотал Якш. — Так. Интересно, какой засранец это делал?
Он вгляделся в хитроумную вязь гномских рун.
— Ага. Винтерхальтер! И ведь хороший же мастер… Что ж это он так? Интересно, в каком году… — Якш еще раз вгляделся в руны и замолчал. Вздохнул.
— Ясно, — наконец сказал он. — У него тогда сын родился.
— Какое счастье, — понимающе кивнул судья. — До ножей ли тут! Немудрено и…
— У него тогда жена умерла, — продолжил Якш.
— Какое горе… — растерянно сказал судья.
— Вот-вот… У нас так это обычно и было. И счастье и горе. Все разом. Вот только не все так тяжко это переносили. Впрочем, сына он растил хорошо. Заботился, как мог. Правда, он недолго прожил. Все за порог торопился. Говорил — жена ждет.
— Жена? — вопросил судья. — А сын?
— Его сына воспитывал один из лучших наших наставников, — ответил Якш. — Именно этот маленький сиротка вырос в того, кто вместе с нашими женщинами спас всех гномов. Именно он пришел к людям и договорился с ними.
Судья с удивлением разглядывал обломки ножа, словно не веря, что они и в самом деле скрывали такую невероятную историю.
— Напоминаю, о нашем завтрашнем собрании должно узнать как можно больше гномов. Лучше — если все.
— А еще лучше было бы, если б они также узнали и то, зачем мы собираемся…
— Экие вы умные! А вот о людях — ни слова. А между тем неплохо бы и кого из них пригласить. Не то подумают еще, что мы тут заговор какой сочиняем. Мозгами немного пошевелите! Подумайте, на что может быть похоже наше собрание со стороны. Особенно для тех, кто ничего не знает о нас.
— Сам пошевели мозгами! Стоит ли вытаскивать все наши склоки и неурядицы на людской суд? Как бы они не стали хуже к нам относиться!
— Вот-вот. Еще уважать перестанут.
— Ну, если мы и дальше будем «штанами ершей ловить», как люди говорят в таких случаях…
— «Штанами ершей» — скажешь тоже! Думаешь, все так легко?!
— Но владыка обещала!
— Обещала! Она тебе еще и горло перерезать обещала. Не забыл?
— Забудешь тут! Ты мне уже десять раз об этом напомнил.
— Ничего. Она, конечно, немного сурова, но зато…
— Зато на ее стороне — сила, а это — главное!
— Сила? Ее постоянные угрозы говорят скорей о слабости, чем о силе. Якш никому не угрожал.
— Он не угрожал. Он делал.
— Вот-вот, а она только угрожает. Когда-нибудь даже самые твердолобые поймут… А эти ее прогулочки под руку с комендантом…
— Бог. У нас теперь один Бог.
— Простите, уважаемые собратья. Сбился.
Серая тень тихо отделилась от стены и свернула за угол. Услышанного было достаточно. За информацию всегда хорошо платят. Всегда. Вот только… кому ее продать тут, наверху?!
Помощник распорядителя работ был в отчаянии. Сначала он страшно обрадовался, узнав, что сам господин распорядитель тяжело занемог и на слушание дела явиться никак не может.
«Раз не может явиться — значит и уволить не сможет! — плясало в его голове. — А там все само собой образуется, забудется и пойдет как раньше».
Потом до него дошло. Раз его начальника не было и нет, значит, именно ему отвечать в случае чего. А сей злокозненный случай, похоже, близился. Надвигался медленно и неумолимо. Нет, ну почему судья ему не поверил? Ведь все было так ясно, так четко изложено, на блюдечке, можно сказать, подано: группа добросовестных мастеров с ним самим во главе осуществляет важную для города работу, а какой-то презренный негодяй, из милости нанятый камни таскать, все портит! Чего тут долго думать? Закатать негодяя в кандалы — и за решетку, чтоб неповадно городу вредить! Так нет же! Господин судья изволит настаивать на гильдейском суде, да еще и коротышку этого себе в гости зовет. Ни припугнуть, ни прибить бородатую заразу, чтоб его черти в аду припекли! Эх, знал бы он, что господин распорядитель умудрится так кстати заболеть, вовсе не стал бы раздувать этой истории. Прогнал бы дурного коротышку в три шеи, и пес с ней, с мостовой, как-нибудь успели бы все поправить. А теперь-то что делать? Мостовую этот гад, конечно, разобрал, но остальное-то осталось… Камень-то, он же не просто так кладется, на голую землю. Ему основа нужна. И если гильдейские увидят, как они подготовили основу… Не вопрос, кого тогда упекут за вредительство городу. Ох, не вопрос…
Помощник распорядителя работ пробовал по ночам посылать своих работников в тот злосчастный переулок, поправить тогдашнюю работу хоть до какого-никакого приемлемого уровня, но в первый раз тех завернули обратно вынырнувшие невесть откуда люди с очень неприятными лицами и устрашающего вида дубинами, а во второй судья поставил там постоянный пост городской стражи, так что второго раза и вовсе не получилось. Договориться со стражами не вышло. Добраться до коротышки и, заплатив ему, уговорить его бежать из города — тоже. Проклятый недомерок не вылезал из дома господина судьи. С отчаяния помощник распорядителя работ уже несколько раз подумывал об убийстве.
Убить.
Убить, чтобы выжить самому. Не оказаться в тюрьме, не быть изгнанным — с позором! — из гильдии, не лишиться всего, что делало его жизнь столь приятной… Сама мысль о найме убийцы пугала его до безъязычия, но, пожалуй, он решился бы нанять убийцу для проклятого карлика, когда б тот хоть иногда вылезал из дома господина судьи.
Штурмовать дом?
Нет, это уж и вовсе безумие! Тогда уж проще поджечь весь город и самому кинуться в пламя…
Помощник производителя работ был в отчаянии. Он так и не нашел выхода, а время суда близилось…