Девять врат. Таинства хасидов
Шрифт:
Однако ребе реб Мелех мановением руки отверг угрозу Сатаны. И Сатана приступил к делу.
Ряды хасидов неожиданно стали заметно умножаться. Кто только не становился хасидом. Сотнями и сотнями душ прибавлялось их каждый день, пока наконец ребе реб Мелеха и вправду охватило беспокойство. Он взял палку и пошел в дом учения, чтобы выгнать всех непризванных.
Но на пороге дома Божиего он застыл — а не лучше ли быть хасидами чертовыми, чем не быть хасидами вовсе?
Впрочем, непривычная работа вскоре надоела дьяволу. И прежде всего потому, что хасиды чертовы со временем стали хасидами настоящими.
Да, воззвала к ним святая правда Талмуда. «Даже тот, кто изучает Закон лишь из побуждений материальных, в конечном счете может стать настоящим идеалистом. Ибо
Из любви к ближнему святой ребе реб Мелех однажды признал неправым и самого Бога. Случилось это так.
В Лиженске проживал гражданин по имени Мойше-Вольф. У Вольфа была дочь, страстно желавшая выйти замуж, но отец не мог найти необходимых четырех сотен талеров, которые в те времена требовал император от своих милых подданных евреев за разрешение жениться. Мойше-Вольф, не зная, что делать, обратился к святому ребе реб Мелеху. Он был уверен, что его несчастье исходит от самого Всемогущего, и предполагал, что только праведный суд святого ребе реб Мелеха может помочь ему. Он пришел к святому и сказал: «Я пришел к тебе с жалобой согласно Закону».
Вынести праведный приговор — неизмеримая заслуга. Судья, который выносит праведный приговор, становится «сподвижником Божиим в строительстве мира».
Так говорит Талмуд.
И потому святой ребе реб Мелех, не долго думая, пригласил к себе двух лиженских судейских заседателей. Их звали реб Якл-Майр и реб Дувид-Шийе. Затем велел Мойше-Вольфу подать свою жалобу и назвать обвиняемого.
Мойше-Вольф стал пространно рассказывать о своей возлюбленной дочери и об ученом зяте, которого нашел для нее, о тех проклятых четырех сотнях талеров и еще кое о чем.
— Но к чему здесь суд? — удивились судейские. — Ты на кого подаешь жалобу?
— Я обвиняю, — заикаясь, объяснил Мойше-Вольф, — я обвиняю Господа Бога.
Заседатели пришли в ужас. Нет, такой дерзости они еще отроду не слыхивали. Но святой ребе реб Мелех молчал.
И тут Мойше-Вольф, вдохновленный молчанием святого, набрался смелости и обосновал свою жалобу со всеми подробностями.
Да, он, Мойше-Вольф, гражданин лиженский, обвиняет Господа всех миров. Он обвиняет Всевышнего, что Он не выполняет то, что обещал рукою Моисея и пророков, что Он не бережет Свой народ израильский в его горьком изгнании, что позволяет императорам и сильным мира сего сочинять законы, которые превращают нас в рабов и которые способствуют тому, что он, Мойше-Вольф, не может выдать замуж свою дочь.
Святой ребе реб Мелех встал и подошел к шкафу, в котором стояли огромные фолианты Талмуда. Он вынул один том и открыл его. Это был трактат, называемый Хагига. Он подошел к заседателям и пальцем указал место на второй странице трактата. Все трое судей склонили головы над святыми строчками.
Там было: Бог создал землю не для того, чтобы она пустовала, а для того, чтобы была населена. И еще было там: тот, кто закабален настолько, что не может взять женщину себе в жены, силой суда должен быть высвобожден из рук господина своего.
Этой точки зрения, изложенной в Талмуде, придерживается знаменитый Маймонид, и точно таким образом она закодифицирована в святом Шульхан арухе, том II, глава 267, параграф 2. Все это святой ребе реб Мелех указал своим достопочтенным заседателям.
Таким образом, не оставалось сомнения, что иск Мойше-Вольфа, как и мотивы, обусловившие его, отнюдь не являются необоснованными.
«В обязанности суда входит, — заявил святой ребе реб Мелех, — рассмотрение всех исков, ему предъявленных, независимо от того, против кого они направлены, и каждый, кто не хочет быть объявлен неправедным, должен подчиниться нашему. приговору. Мойше-Вольф, гражданин лиженский, ты настаиваешь на своем исковом заявлении?»
Мойше-Вольф ответил, что настаивает.
«Ну хорошо! — сказал святой ребе реб Мелех, председатель лиженского суда. — Сторону истца мы выслушали. Сторону ответчика, то есть Всевышнего, Господа
Сторона обвиняющая отвесила глубокий поклон перед благородным судом и вышла из зала суда во двор. Однако сторона обвиняемая выйти никак не могла. Бог Всемогущий не могв Своей вездесущности покинуть зал суда. Это, конечно, явилось слишком отягощающим Его вину обстоятельством.
Раввинский суд — суд весьма обстоятельный. Все аргументы «за» и «против» были тщательно изучены, в то время как Мойше-Вольф нетерпеливо переминался с ноги на ногу во дворе.
Наконец истца пригласили, и святой ребе реб Мелех — Свет его да хранит нас! — ознакомил его со знаменитым решением лиженского суда, кое обжалованию не подлежит.
Поскольку ответчик, Бог — да пребудет вовек хвала Ему! — несмотря на правила судопроизводства не покинул зала суда до вынесения приговора и поскольку, согласно параграфу 2, главы 267, второго тома Шульхан аруха, истец несомненно прав, суд после тщательного рассмотрения всех отягчающих обстоятельств единодушно и неопровержимо выносит приговор, полностью осуждающий ответчика по всей строгости закона. Все возражения стороны обвиняющей, то есть истца Мойше-Вольфа, гражданина лиженского, против стороны обвиняемой, то есть Бога, Господа всех миров, суд признает обоснованными и обязывает самого высокого ответчика милостиво соизволить почтить эти скромнейшие требования.
Мойше-Вольфу четырех сотен талеров уже не пришлось искать. Спустя три дня после памятного приговора суда лиженского император Иосиф II либеральным указом отменил бесчеловечные антиеврейские законы. Заря свободы начала восходить для всех угнетенных, среди которых были и горемычные евреи.
Святой ребе реб Мелех тоже был когда-то молод. В те поры он часто ходил из города в ближнюю деревню. Ходил лесом. Однажды по весне он немного задержался в деревне, и, когда шел домой лесом, уже стояла ночь. Мелех был неробкого десятка. Боялся только всемогущего Бога. Лес шумел таинственно и грустно. Мелех шел вперед и вперед, в темноте то и дело спотыкаясь о пни. Лес казался бесконечным. Нет, Мелеху страх был неведом. И все-таки тобой овладевает странное чувство, когда идешь один, ночью, по густому лесу. Наконец Мелех увидел вдали огонек. И огонь разрастался по мере того, как Мелех приближался к нему. Человеческое жилье! Заблудился он, что ли? До сих пор он никогда не замечал, чтобы в лесу кто-то жил. Мелех сделал еще шаг, другой. Раздвинул ветви, и оказалось, что стоит он посреди лесосеки. А на ней, о диво дивное, — избушка, красиво окрашенная, ни дать ни взять — мухомор. Теперь все было видно как днем. Месяц светил так же ярко, как оконца избушки. Мелех вошел, но на пороге застыл, точно заколдованный. Сперва он подумал, что ему снится сон. Такой красоты он сроду не видел. Посреди горницы стоит молодая девица. Она почти нагая, но ничуть не смущается. Ее золотые волосы ниспадают до самого пола. Боже правый, как же они длинны! А это значит, что она непорочна. Ведь волосы у нее не острижены, как у замужней еврейской женщины.
«Да, — говорит она, — я не замужем и живу здесь одна. Я часто видела, как ты проходишь по лесу. И всегда один-одинешенек, как и я. Я часто думала, когда же ты заглянешь ко мне? Но ты всегда проходишь мимо, ничего не замечая вокруг. Стыдиться тебе не надо! Я, чистая, в лесном колодце выкупалась, мягкую постель давно приготовила. Нет, я не ученая, а все-таки знаю — грех невелик будет. Но угощение будет очень богатое. Поди сюда!»
Ее голос звучал сладко, как серебряные колокольцы на пергаментном свитке Закона Божьего на праздниках в синагоге, но притом так мощно, как удары крови в Мелеховых висках. Лишь мало-помалу доходит до Мелеха смысл слов, которые стекают с алых губок, точно маленькие волны перекатываются в ручейке.