Девятнадцать лет спустя...

Knitchick

Но не успела упасть на пол, как почувствовала, что ее спасают чьи-то сильные руки и прижимают к твердой груди. Голова Гермионы продолжала кружиться, но она понимала, что это не от вина. Это была она, та непосредственная близость к Люциусу, его чистый, мужской запах, что вторгся в ее чувства и вызвал в животе волну безудержного желания.

Прерывистое дыхание заставило затвердевшие соски невольно задеть его грудь, а какие-то искры, словно электрический ток пробегали по ее чрезмерно чувствительным нервным окончаниям. Она не сдержалась и застонала от удовольствия.

Гермиона вздрогнула, когда

руки Люциуса непроизвольно сжались вокруг, его резкий вдох наконец проник сквозь эротический туман, сквозь который она пробиралась. Она посмотрела в глаза, которые больше не были холодными и серыми, но теперь напоминали горячую расплавленную сталь, и почувствовала, что ей трудно дышать… как она уже, казалось, давно забыла.

— Гермиона… — хриплым шепотом прозвучал голос Люциуса, когда его лицо медленно приблизилось. Его глаза не отрывали от нее взгляд… испытующий… вопросительный… будто на что-то он просил разрешения. Обжигающими движениями руки прокладывали дорожку вниз по ее спине, чтобы собственнически устроиться на выпуклостях ее бедер, притягивая Гермиону еще ближе.

Сама Гермиона застыла, не замечая ничего, кроме него, и понимая, что за пределами этого мгновения ничего и не существует. Она знала, что все это неправильно, он женат, и она тоже… несвободна, они не должны делать… и чувствовать этого.

Но не могла припомнить, чтобы когда-нибудь ощущала подобное раньше…

"Господи! Да что со мной случилось, и почему я никогда не чувствовала чего-то такого с Роном?"

У Люциуса перехватило дыхание, и он почувствовал, что тонет в глубине ее теплых карих глаз, наполненных желанием… и страхом? Он колебался. Меньше всего ему хотелось, чтобы Гермиона его боялась. Он хотел вдыхать ее пьянящее желание и поглощать ее необузданную страсть. Но больше всего на свете он отчаянно хотел, чтобы это прекрасное тело извивалось под ним, когда она выкрикивает его имя… но не ее страх… только не страх.

Она таяла в его горячем взгляде, но ей было страшно… так боялась, что как только он поцелует ее, она потеряется… она потеряет все, чем была ее жизнь до сих пор.

"Но этого не может быть, как бы мне этого ни хотелось!" — вела она внутреннюю борьбу, где желания боролись с обязанностями, и, в конце концов, ее ответственное "я" победило… снова. Правда, совсем еле-еле.

Гермиона отстранилась, вместо того, чтоб поддаться жару… жару, струящемуся по ее венам, словно жидкий огонь… но как же отчаянно ей хотелось сдаться.

Но у нее была своя жизнь, да и у него тоже… оба они жили с другими людьми. Она не была этим человеком, и никоим образом не могла быть этим человеком. Она не хотела быть для кого-то бессмысленной наложницей. Да и не могла…

Поэтому она отстранилась… отстранилась и прошла через всю по комнату… туда, где снова смогла бы дышать… дышать без его опьяняющего запаха… дышать без его обжигающего прикосновения.

— Гермиона? — она почувствовала, как его рука мягко коснулась ее плеча, и дернулась. Развернувшись, она положила обе руки ему на грудь, чтобы удержать… или чтобы сдержать искушение.

— Я не могу… мы не можем… — сказала она с болью в голосе, повернулась и быстро вышла из комнаты, ненадолго задержавшись в дверях, чтобы прошептать: — Мне очень жаль.

Люциус

опустился на диван, внезапно почувствовав себя опустошенным… совершенно опустошенным…

Глава 12

Как только первые солнечные лучи хлынули в окно, Гермиона наконец поднялась с постели. Она не спала, а только в отчаянии ворочалась в кровати, снова и снова бесконечно прокручивая в своем измученном и расстроенном сознании события этого вечера.

"Во всем виноват Люциус", — подумала Гермиона. Если бы он не был так откровенен и открыт вчера вечером, она бы не почувствовала к нему такого влечения. Видеть в нем настоящего живого человека, пусть и с недостатками, пусть и совершившего ошибки и заплатившего за них немалую цену (да он все еще платил за них), все это действовало на нее гораздо сильнее, чем хотела признать.

"Да, и, конечно, его великолепное тело… кого ты обманываешь!" — Гермиона застонала, дойдя до сути проблемы.

Неважно, как она пыталась оправдать или приукрасить действительность, суть была в другом… она была влюблена в Люциуса Малфоя… и это было очень, очень плохо! Никогда в жизни Гермиона не испытывала ничего подобного, и это, мягко говоря, приводило ее в некоторое замешательство.

"Что за чертовщина!" — подумала она, пытаясь высвободиться из спутанных простыней. Затем направилась в ванную и включила такую холодную воду, как только могла, что организму, пребывающему в шоке, наконец-то удалось достигнуть того, что не получилось у нее за всю ночь, прочистить, наконец, ей мозги.

"О чем я только думала?" — Гермиона вдруг поняла, что делает из этой проблемы больше, чем было на самом деле. Вчера вечером они оба выпили слишком много вина, и Люциус почувствовал себя несколько уязвленным после того, как обнажил перед ней свою самую сокровенную боль. Возможно, он был просто благодарен Гермионе за то, что выслушала его, не критикуя и не обвиняя, а она приняла это за страсть.

Вот и все. Гермиона убедила себя в этом, смывая с волос шампунь и дрожа, когда ледяные ручейки бежали по спине.

"Он просто был одинок, а я практически бросилась к нему, конечно, он мне ответил… Я, несомненно, представляла в его глазах какое-то желание, но оба мы знаем, что я как-то не в его вкусе".

Как только эта мысль вышла в сознании на передний план, Гермиона почувствовала, как ее наполняет какая-то глубокая печаль. Потому что в глубине души… ей действительно очень хотелось бы оказаться именно в его вкусе.

Гермиона надеялась, что Люциус будет слишком смущен, чтобы присоединиться к ней за завтраком, так как она действительно не была готова встретиться с ним лицом к лицу. Для обоих было станет гораздо лучше, если отныне они будут избегать друг друга.

"Хорошо, тогда это план… избегать его. Будь вежливой, но держи дистанцию. Ты можешь это сделать… или просто представь, что он какой-то случайный знакомый".

Разрешив свою дилемму, хотя и не совсем так, как хотелось бы, она направилась в спальню, чтобы одеться.