Девятнадцать минут

Пиколт Джоди Линн

– Зачем тогда стрелять?

– Это способ открыто взять под контроль ситуацию, в которой они чувствуют себя бессильными, – объяснил Куртис Аппенгейт. – Что опять же говорит о том, что эти действия заранее спланированы.

– Свидетель ваш, – сказала Диана.

Джордан встал и подошел к доктору Аппенгейту.

– Когда вы впервые встретились с Питером?

– Ну, лично мы незнакомы.

– Но вы же психиатр?

– Насколько я помню, да, – сказал Аппенгейт.

– Я считал, что психиатрия основывается на том, чтобы установить связь со своим клиентом, узнать,

что он думает об окружающем мире, как его воспринимает.

– Отчасти так.

– И это невероятно важная часть вашей работы, верно? – спросил Джордан.

– Да.

– Вы сегодня назначили Питеру лечение?

– Нет.

– Потому что вам необходимо лично встретиться с ним, прежде чем решить, какое лечение будет для него лучше, правильно?

– Да.

– Доктор, у вас была возможность пообщаться со стрелявшими в школе города Терстоун?

– Да, – ответил Аппенгейт.

– А с мальчиком из Падьюки?

– Да.

– Из Рокори?

– Да.

– Но не из Коломбины…

– Я психиатр, мистер МакАфи, – сказал Аппентейт, – а не медиум. Хотя я разговаривал с семьями этих двух мальчиков. Я читал их дневники и изучал их видеозаписи.

– Доктор, – спросил Джордан, – вы хоть раз разговаривали с Питером Хьютоном?

Куртис Аппенгейт заколебался.

– Нет, – сказал он. – Не разговаривал.

Джордан сел, а Диана повернулась в судье.

– Ваша честь, – сказала она, – у обвинения нет вопросов.

– Держи, – сказал Джордан, входя в камеру и протягивая Питеру полбутерброда. – Или ты еще и голодовку объявил?

Питер бросил на него сердитый взгляд, но развернул обертку и надкусил бутерброд.

– Я не люблю индейку.

– А мне наплевать. – Джордан прислонился к бетонной стене камеры. – Ты можешь мне объяснить, какая муха тебя сегодня укусила?

– А вы хоть представляете, каково это – сидеть и слушать, как все говорят о тебе так, будто тебя здесь нет? Словно я не слышу, что именно они говорят?

– Таковы правила игры, – сказал Джордан. – Теперь наш ход.

Питер встал и подошел к решетке.

– Так вот, что это значит для вас. Просто игра?

Джордан прикрыл глаза, призывая свое терпение, и сосчитал до десяти.

– Конечно, нет.

– Сколько вам платят? – спросил Питер.

– Это не твое…

– Сколько?

– Спроси своих родителей, – сухо ответил Джордан.

– Вам заплатят независимо от того, выиграю я или проиграю, правильно?

Джордан помолчал, а потом кивнул.

– Значит, на самом деле вам наплевать, чем все закончится, правда?

Джордан неожиданно понял, с некоторым удивлением, что из Питера получился бы отличный адвокат. Способность задавать вытекающие один из другого вопросы, от которых человек чувствует себя словно на раскаленной сковородке, – именно то, что нужно в зале суда.

– Что? – сердито спросил Питер. – Теперь вы тоже надо мной смеетесь?

– Нет. Я просто подумал, что ты был бы хорошим адвокатом.

Питер опять сел.

– Прекрасно. Может быть, мне удастся получить в тюрьме диплом юриста вместе с аттестатом зрелости.

Джордан

взял из рук Питера бутерброд и откусил.

– Давай поживем и увидим, чем все закончится, – сказал он.

Послужной список Кинга Ва всегда производил на присяжных огромное впечатление, и Джордан это знал. Он обследовал более пяти сотен подозреваемых. Он был экспертом на двести сорока восьми судебных процессах, не считая этого. Он написал больше статей, чем кто-либо из судебных психиатров, специализируясь на расстройствах психики из-за посттравматического стресса. Плюс – и это было самое прекрасное – он провел три семинара, которые посетил свидетель обвинения, доктор Куртис Аппенгейт.

– Доктор Ва, – начал Джордан, – когда вы начали работу по этому делу?

– Ко мне обратились вы, мистер МакАфи, в июне. Тогда я и согласился встретиться с Питером.

– Вы встретились с ним?

– Да, в общей сложности мы беседовали более десяти часов. Я также прочитал полицейские отчеты, медицинские и школьные записи Питера и его старшего брата. Я встречался с его родителями. А потом я отправил его на обследование к одному из моих коллег, доктору Лоуренсу Гертцу, он детский нейропсихиатр.

– Чем занимается детский нейропсихиатр?

– Изучает органические причины психических симптомов и расстройств детей.

– Что делал доктор Гертц?

– Он несколько раз сделал томограмму мозга Питера, – сказал Кинг. – Доктор Гертц использует томографические снимки, чтобы продемонстрировать структурные изменения в мозге подростка, которые не только объясняют время появления таких серьезных психических заболеваний, как шизофрения и маниакально-депрессивный психоз, но также дают представление о биологических причинах дикого поведения подростков, которое родители обычно списывают на игру гормонов. Это не значит, что в подростковом возрасте нет гормонального всплеска, но кроме него есть еще и недостаток когнитивных признаков, необходимых для нормального поведения взрослого человека.

Джордан повернулся к присяжным.

– Вам это понятно? Потому что я не совсем понял…

Кинг улыбнулся.

– На человеческом языке это значит, что о ребенке можно многое рассказать, глядя на его мозг. На самом деле, может быть физиологическая причина, из-за которой, когда вы говорите своему семнадцатилетнему ребенку поставить молоко в холодильник, он кивает… и игнорирует вашу просьбу.

– Вы отправили Питера к доктору Гертцу, потому что предполагали, что у него шизофрения или маниакально-депрессивный психоз?

– Нет. Но в мои обязанности входит убедиться, что этих заболеваний нет, прежде чем я начну искать другие причины его поведения.

– Доктор Гертц выслал вам отчет с подробными выводами?

– Да.

– Расскажите нам, пожалуйста. – Джордан поднял диаграмму мозга, которую он уже зарегистрировал, как вещественное доказательство, и передал его Кингу.

– Доктор Гертц сказал, что мозг Питера выглядит очень похоже на мозг подростка, когда предлобный участок коры головного мозга еще не так развит, как мы можем это наблюдать в мозге взрослого человека.