Девятнадцать писем
Шрифт:
Я сделал то, что нужно было сделать, чтобы защитить тебя, но ты заставляла меня чувствовать себя героем.
Баба и деда были расстроены, когда мы рассказали им, что случилось, но баба тем вечером положила мне лишний кусочек яблочного пирога, в качестве награды за смелость. Малышка Тилли получила яблоко за своё участие тем, что сбила тебя с дороги, чтобы ты не наступила на змею.
Мы спали на двухъярусной кровати в свободной комнате, когда оставались у твоих бабушки
— Я люблю тебя, Брэкстон Спенсер.
Это был первый раз, когда ты сказала эти слова вслух.
Я притворился спящим, так что мне не пришлось отвечать, но давай просто скажем, что в ту ночь я заснул с огромной улыбкой на лице.
То, что между нами было, слишком прекрасно, чтобы забыть.
Всегда твой,
Брэкстон
Я прочитываю письмо ещё раз, прежде чем приняться искать на дне конверта свои подвески. Я широко улыбаюсь, когда нахожу крошечное яблоко и красивую лошадь.
Интересно, что случилось с моей Малышкой Тилли?
Глава 17
Брэкстон
Я жду, пока доктор сделает свой утренний обход, проверит моего отца, прежде чем пойду домой, чтобы принять душ и переодеться. Мне хочется поехать домой к Кристин, чтобы увидеть свою девочку. Сегодня она обещала меня обнять, и хоть я не слишком сильно надеюсь, что это на самом деле произойдёт, сообщений, которые она вчера мне прислала, было достаточно, чтобы поднять мне настроение.
Я сохраняю относительное спокойствие, пока еду туда. Я стараюсь не ожидать слишком много; за последние несколько месяцев у меня было достаточно падений, чтобы хватило на всю жизнь. Но я благодарен, что она по-прежнему хочет видеть меня в своей жизни.
— Доброе утро, — говорю я, выходя из машины и подходя к дому.
— Доброе утро, — отвечает она, спускаясь по ступенькам. На её лице милая улыбка, которая согревает мне сердце. Теперь, кажется, мне не так больно, когда я смотрю на неё, потому что она выглядит счастливее. Мне тяжело было видеть её печаль после аварии. Это всё, чего я когда-либо хотел для неё, — счастье.
Я протягиваю ей руку, когда она доходит до последней ступеньки, и она охотно принимает её.
— Как ты себя сегодня чувствуешь?
— Хорошо. Я чувствую себя очень хорошо, — её взгляд опускается на дорожку под ногами, когда она останавливается рядом со мной. — Похоже, я должна тебе объятие.
Она выглядит неуверенно, когда её большие карие глаза, наконец, поднимаются к моим.
— Ты не должна обнимать меня, если для тебя это неловко, Джем.
— Но я хочу. Хочу по многим причинам. Я хочу обнять тебя из-за потери твоей матери. Я хочу обнять тебя за то, что спас меня от змеи. Я хочу обнять
— Джем, — произношу я, когда к горлу поднимается комок. Я знал, что ей было грустно, по понятной причине, но никогда не думал, что всё было так отчаянно.
— Затем ты начал писать мне письма, — хоть в её глазах блестели слёзы, на её лице улыбка, пока она говорит. — Ты понятия не имеешь, что эти письма со мной сделали. Они дали мне надежду, когда её не было.
Её слова вызывают у меня улыбку.
— Я рад, что они помогают.
— Помогают, — на её лице появляется румянец, а выражение лица становится обнадёженным. — Так я могу тебя обнять?
— Всегда пожалуйста, — говорю я, широко раскрывая руки.
Она нервно хихикает, пока её руки обвиваются вокруг моей талии, её прикосновение пробуждает все мои нервные окончания.
Обхватив её руками, я притягиваю её ближе к себе.
— Тебе никогда не нужно спрашивать разрешения, чтобы обнять меня, Джем. Никогда. Считай меня своей личной машиной для объятий.
С её губ срывается сладкий смех, когда она зарывается лицом в мою грудь.
— Ммм. Ты так хорошо пахнешь.
Моя улыбка становится шире. Прежняя Джемма постоянно так говорила.
Всё во мне хочет зарыться лицом в её волосы и глубоко вдохнуть. У неё всегда был самый пьянящий запах, но я не хочу её напугать. Вместо этого я закрываю глаза и наслаждаюсь тем, что снова чувствую её в своих руках.
— Ферма моих бабушки и дедушки далеко отсюда? — спрашивает она, как только мы садимся в машину.
— В паре часов, — отвечаю я. — Моего отца сегодня выписывают из больницы, так что у меня не будет времени тебя отвезти, но мы можем съездить туда на выходных, если хочешь.
Когда я бросаю взгляд в её сторону, она улыбается.
— Мне бы этого хотелось, и я рада слышать, что твоему отцу лучше. Я бы хотела с ним встретиться.
— Когда будешь готова, только скажи.
— Я знаю, что технически уже знакома с ним, но…
— Ты могла бы поехать со мной в больницу после физиотерапии, если хочешь.
— Хорошо. Я бы с удовольствием.
Как и я.
* * *
— Мне нужно тебя предупредить, — говорю я Джемме, пока мы идём по длинному коридору к палате моего отца, — он может тебя не вспомнить, так что не расстраивайся, если этого не случится.
Полагаю, это работает в обе стороны, она тоже его не вспомнит.
— Почему он меня не помнит?
— У него Альцгеймер.
— О, Брэкстон, — с сочувствием произносит она. — Мне так жаль.
Вместо ответа я натягиваю улыбку. Мне тоже жаль. Я чувствую себя беспомощным, потому что не могу остановить прогресс этой болезни, но по большей части у меня болит за него сердце. Это так нечестно.
Когда мы заходим в его палату, он сидит в кровати с чашкой чая.
— Привет, пап, — говорю я, когда мы подходим к его кровати.