Девятьсот восемьдесят восьмой
Шрифт:
— Ты зря переживаешь, — усмехнулся Марсель. — Это у тебя Навь и река Смородина. Кирилл христианином был, к нему ваши ритуалы не относятся.
— Может, и так, — пожал плечами Курьян. — А может, и эдак. По мне — так любому человеку на том свете лишний амулет не помешает.
— Тоже верно, — согласился ученый, с удовольствием отметив про себя, что его собеседник перестал хмуриться и снова стал самим собой. — А что, ты хорошо Меланью знаешь?
— Меланью-то? — удивился мужик такой резкой смене темы разговора. — Да уж лучше многих. А на кой она тебе? Понравилась, что ли?
— Возможно. Но не
— Ну… — Курьян неопределенно пожал плечами. — Не знаю. Отец ее был известным на всю округу ведьмаком. Знаешь, кто это такие?
— Да, слышал.
— Дочь пошла по его стопам, но больно строптива всегда была. Да и, сам видишь, не из тех, кто мужикам-то нравится. В какой-то момент она обозлилась на всех, что ли. И раньше подарком не была, а в последнее время как с цепи сорвалась — чуть что, за словом в карман не полезет. Может и в глаз дать, если что не понравится. В остальном хорошая баба, хозяйственная. Жалко мне ее.
— Почему?
— Так она, небось, не девочка уже, а семьи все нет. И вряд ли появится. Меланья гордая, сама никому навязываться не станет.
— Ясно. Что ж, спасибо.
Марсель прошелся по избе с задумчивым видом. Если он правильно все понял, то у них могла появиться проблема в лице влюбленной бабы и его телохранителя, который, скорее всего, не особо задумывался о местных порядках и обычаях. Ученый был далек от мысли обвинять мавра в чем-либо, однако он имел слабое представление о том, как тот относился к славянскому населению. Считал ли он их равными себе — или же видел в них лишь варваров, поклонявшихся непонятным ему богам? Может быть, стоило поговорить с ним, чтобы уберечь Меланью? Впрочем, подумал историк, возможно, он вообще попал пальцем в небо. Как говорится, не пойман — не вор. С чего он взял, будто между Мусой и знахаркой что-то есть? Однако шестое чувство подсказывало ему, что дело именно в этом. Постояв в нерешительности некоторое время, Марсель решил все же проведать раненого, чтобы убедиться в том, что их миссии ничто не угрожает. Надев маску и надвинув на лицо капюшон, он вышел за дверь. Снаружи стояла прекрасная погода, и ему вдруг захотелось скинуть с себя надоевшую накидку и прогуляться по окрестностям, но он отогнал от себя эту мысль. Всему свое время, сказал себе Марсель, он еще успеет наделать глупостей, а пока нужно быть осторожнее.
Муса лежал на прежнем месте, но, судя по всему, чувствовал себя значительно лучше. Задумчиво глядя в потолок, он напевал под нос какую-то незнакомую историку мелодию и производил впечатление человека, который вполне доволен жизнью. В какой-то момент ученый даже подумал, что ранение пошло ему на пользу — во всяком случае, он раньше не видел его таким умиротворенным. Меланьи в помещении не было, и Марсель решил, что это к лучшему — все же мужской разговор не предполагал присутствия рядом женщин.
— Как ты? — обратился он к пациенту.
— Хорошо, — ответил мавр и слегка приподнялся, чтобы продемонстрировать, что идет на поправку. Однако рана все еще давала о себе знать, и он тут же поморщился от боли.
— Отдыхай, — кивнул Марсель. — Чем больше будешь двигаться, тем дольше мы здесь пробудем.
Ученый пытался придумать повод перевести разговор на интересующую его тему, но Муса успел заговорить первым.
— Женщины.
— А мне откуда знать? — искренне удивился ученый, вовремя вспомнив о своей роли священника.
— Говорил, родился здесь, — объяснил мавр. — Думал, знаешь.
— Женщины как женщины, — неопределенно пожал плечами Марсель. — Как и везде.
— Нет, не везде, — покачал головой Муса, мечтательно глядя в окно. — Сильные, большие. Тут. Красивые. Смелые.
— Ах, вон ты о чем. Ну, да, не без этого.
Ученый вспомнил о том, как африканцы относились к русским женщинам в его мире, и подумал, что с древних времен, в принципе, почти ничего не изменилось — то, что для славянина было естественным, многими другими народами воспринималось как нечто выдающееся. Попытавшись поставить себя на место мавра, Марсель приподнял брови: действительно, Меланья была чуть ли не идеалом красоты — крупная, чтобы рожать детей, мягкая, чтобы любить, белая, чтобы любоваться.
— Странные имена здесь, — вдруг заявил Муса. — Все наоборот.
— О чем ты? Не понимаю.
— Меланья. Говорит, имя значит «темная». Разве так? Нужно иначе. Белая. Абьяд. Как Луна. Хиляль.
— Да, наверное, ты прав.
— Прав.
Приглядевшись к мавру внимательнее, Марсель заметил у того в глазах что-то похожее на тоску, и поинтересовался, что его беспокоит. Муса неопределенно взмахнул рукой, продолжая думать о чем-то своем, а затем взглянул на ученого и спросил:
— Обещание твое. Слово. Сдержишь?
Подумав, что пора уже прояснить ситуацию, Марсель решил пойти на хитрость и, опустившись на лавку, посмотрел на своего собеседника сверху вниз.
— Почему ты считаешь, что я не сдержу слова? Я давал повод? Чего ты боишься?
— Боюсь я? Я ничего не боюсь, — нахмурился телохранитель. — Хочу жить. Сам. Никому не слуга.
— Так в чем сложность?
— В тебе. Обещаешь каждый раз, что потом. А когда потом наступает, снова обещаешь. Это последнее. Потом свобода. Так?
— Так.
Похоже, между Кириллом и Мусой существовала какая-то договоренность, и священник не спешил держать данное слово. Что ж, значит, Марсель исправит это. Оставалось только выяснить подробности, чтобы не попасть впросак.
— И что ты будешь делать со своей свободой?
Ученый постарался произнести этот провокационный вопрос как можно более дружелюбным тоном, однако это не произвело на его собеседника никакого впечатления. Оскалившись, тот с раздражением мотнул головой:
— Моя свобода. Что хочу, то и делаю.
— Женишься?
— Женюсь. Сразу.
— Есть кто-то на примете? — Марсель улыбнулся под маской, ожидая, что Муса попытается уклониться от прямого ответа, но тот и не думал вилять.
— Есть. Меланья. Большая женщина. Достойна воина, как я.
— И что же, заберешь ее с собой?
— Заберу.
— А если она не согласится?
— Согласилась уже.
Не ожидавший такого поворота Марсель удивленно хмыкнул. Ему было сложно представить себе причины, которые могли заставить женщину так быстро согласиться стать женой совершенно незнакомого человека, особенно учитывая ее непростой, по словам Курьяна, характер. Разве что любовь. Но так вдруг? Ученый решил расставить все точки над «i».