Действо
Шрифт:
Идти ей было не далеко – она обычно не питала особой приязни к пейзажам, особенно к тем штампованным, что продают на каждом рынке, но попадались в ее родном городе такие места, которые так и просились, чтобы их запечатлели. Сколь обычные, столь и странные были они, ее пейзажи, в которых самые простые предметы складывались в затейливые и выразительные комбинации, приобретая вид загадочный и сюрреалистический.
Иногда ей казалось, что вот такие-то пейзажи и отражают лучше всего текущую вокруг жизнь, она даже придумала название – бытовой сюрреализм, и думалось даже, что большинство
Вот и здесь, совсем рядом нашлось такое местечко.
Если смотреть от местных трущоб (в которых, по слухам, в середине зимы разыгралась кровавая драма, и пес принадлежащий одному из жильцов чуть было не загрыз человека), то двор превращается в подобие улицы – чересчур он все-таки узкий. Или даже нет, в некое ущелье, уменьшенное в сотню раз подобие гранд каньона, а может быть в шлюз, каким видят его с теплохода, в точке крайнего отлива воды. Два дома – копии друг друга нависают над ним, наподобие испещренных квадратными норками отвесных сероватых скал.
Но главное даже не в этом, хотя и кажется иногда, что когда ни будь дома, прихотью природы сдвинутся и схлопнут между собой запущенную полоску земли, испещренную детскими качелями-каруселями и удобренную дерьмом поколений местных собак.
Главное в той потусторонней симметрии, возникшей то ли в мятущемся под гнетом типового строительства мозгу архитектора, то ли сама по себе, как причудливые образования в том же гранд каньоне.
Странно, но, глядя от трущоб, создавалось впечатление, что дом всего один – угрюмый, серый, панельный, а его близнец, через земляную речку двора лишь отражение. И мнилось исполинское, сияющее голубой амальгамой зеркало, где-то на середине двора. Подойдешь, и упрешься рукой в гладкое стекло.
Дома совсем одинаковые, но стоит вглядеться получше, чтобы понять какой из них реален, а какой отражения.
Это было непонятное ощущение, потому что Анна твердо знала, что дом напротив абсолютно реален – в свое время они чуть не въехали туда, ходили даже примерялись к квартире, но… глаза и нудно стремящийся к логике разум говорили одно, а чувства совсем другое.
Как бы то ни было – эти было как раз то, что ей нужно.
Анна рисовала часа два, прилежно зарисовывая на холсте черным грифелем два дома и зеркало между ними. Тут главное передать настроение, ощущение, что один дом нереален.
Ноги ее купались в выползшей из ближнего сугроба луже, и там же купались пластиковый треножник мольберта. Дзен бродил где-то неподалеку, а редкие прохожие награждали ее удивленными взглядами – в зависимости от настроения теплыми или осуждающими.
И как всегда отошли куда-то обиды, тягостное ощущение стояния на перроне, когда мимо несется экспресс жизни. Вообще все отошло. Осталась лишь Анна, холст и два дома, угрюмо позирующие будущей нетленке.
И ощущение нужности и необходимости, которые приходили только в моменты работы.
Результат ей понравился – теперь дело за малым, не ошибиться в подборе
А вот о том, что и это полотно повиснет рядом с остальными, так и не увидев свет, думать не хотелось.
Мигнув обещанием весны, солнце скатилось к горизонту и очередной день прошел. Может быть, со стороны он и показался слишком обычным, но Анна сегодня начала новую картину, а значит, он уже запомнен, останется в памяти, законсервированный на сумрачного цвета холсте. Вечером она нанесла немного краски, еще раз подивившись чарующей симметричности картины – для контраста надо добавить одинокий солнечный луч высоко над крышами – как в тот момент, когда только вышла на крыльцо. Краски ложились аккуратными мазками – светло-серая, черная как ночь, холодно-серебристая и одно пятно яркой бирюзы.
Красиво. И день хороший. Ночь же она провела у компьютера, одиноко бродя по странным, экзотическим сайтам, да бесцельной болтовне в странных же чатах. Это было притягательно, хотя и только и в первое время. Не зная того, Анна была совершенно согласна с проживающим двумя этажами ниже Александром Ткачевым – стоящих людей в сети почти нет.
Впрочем, ночной этот серфинг отвлекал от гнетущих мыслей, а значит, имел положительный эффект.
В конце концов, что такое ее жизнь, как не вечные прятки от закутанной в серую шаль старухи депрессии.
Утром весна поняла, что зашла слишком далеко и из облаков снова пошел снег. Начатая картина стояла под кружащим снегом окном и вызывала непреодолимое желание поработать.
Ну и хорошо – Анна взяла кисти, краски – она будет рисовать-рисовать-рисовать. Сегодня день рисования – хороший день.
Буквально через две минут хороший день преподнес ей неприятный сюрприз. Картина – теперь на нее падал серый, притушенный снегом свет и она выглядела по иному.
Анна нахмурилась, всматриваясь в свое навеянное весной творение. Два дома – кусочек неба сверху. Вроде все как было, вот только…
– Вот кривые руки, – молвила художница недовольно – мои кривые руки.
Тут она, конечно, лгала, руки у нее были вполне себе прямыми и довольно изящными, но нарисовали и вправду нечто странное.
Картину перекосило. Не очень явно, но вместе с тем заметно – очаровавшая Анну вчера симметрия на полотно не передалась. Один из домов был чуть-чуть больше своего близнеца, и это сразу ломало ощущение зеркала, а значит весь дух полотна.
– Ну, почему так всегда получается? – спросила Анна у самой себя, – Дальтоничка.
Квадрат правильно нарисовать не смогла…
Хорошо, что не успела как следует начать красить. Все поправимо.
На кухне ее ожидала мать. Смотрела масляно и выжидательно. Анна сразу поняла, что та в очередной раз решила сменить гнев на милость, и вместо кнута попробовать сладкий пряник:
– Садись, чай готов, – сказала мать, – потом с Дзеном погуляешь?
– Я не могу, – хмуро молвила Анна, – мне рисовать надо.
– Новое что?
Анна уставилась на родительницу – опять замыслила что, или все-таки проблеск сознания?