Действующее лицо и исполнители
Шрифт:
И еще раз Александра со своей капеллой вышла на сцену.
Теперь звучало аргентинское танго. Прима плавно взмахивала руками, покачиваясь в такт музыке – глаза были томно прикрыты, на лице стыло сладкое упоительное выражение, грудь высоко вздымалась…
Вслед за дамами по программе танцевали малюсенькие девчушки. Они лихо и складно сбацали что-то похожее на чарльстон.
Снимая их, Серега внутренне охнул – поистине сегодня счастливый день!
Но почему-то не радовались артисты – большие и малые – бесшумно
У соседа Ильи возле губ прорезались две морщинки, нос думающее сморщился, и брови одной прямой линией пересекли лицо.
Всех разобрало – подумал Нарышкин.
Когда оцепенение прошло, Сергей встряхнул спортивными плечами. Репетиция продолжалась…
– Тебе ещё выступать? – спросил московский гость соседа по креслам.
Цыганская рубашка из бордового шелка славно сидела на широких плечах. А ответил он гостю четверостишьем:
Пора сердечных вдохновений!
Восторгов краткий день протек,
И скрылась от меня навек
Богиня тихих песнопений.
В голосе сценического барона задушевность и печаль. Словно жалуется он родному, близкому человеку и ждет от него таких слов, которые сразу утешат тоску.
– Что, закончился концерт? – с надеждой на обратное спросил Нарышкин.
– Нет, – Илья кивнул на сцену, с которой уходила изящной стройности молоденькая певица.
О ней, должно быть, стихи Пушкина вспомнились местному старожилу.
Нарышкину весело. Он все снимает, и радость творчества мягко и трепетно заполняет грудь, стучит рядом с сердцем. Да так, что самому хочется петь. Или сделать что-нибудь выдающееся, интересное…
Все могло бы быть по-другому, если бы не гроза, если бы не встретился на крыльце ДК Илья, если бы не пригласил он гостя на генеральную репетицию сельской художественной самодеятельности…
Но все было так, как было. А Сереге кажется – так в жизни не бывает, только в кино, на экране.
Время остановилось. Не стало ни секунд, ни минут, ни часов – большая, насыщенная программа. Всем хочется выступить, все готовились к этому дню…
А Сергей их снимает.
«О чем думает Илья? Что испытывает?» – размышлял Нарышкин, поглядывая на соседа.
В сумеречный зал вошел мужчина в рубашке и брюках с двумя руководящими складками возле губ. Судя по виду и строгим глазам, он был местным начальником.
Окинув взглядом пустой зал, приметил Серегу с мобилой и подошел.
– Вы, гражданин, откуда будете?
Нарышкин улыбнулся.
– Я, гражданин, из санатория буду.
– А чего вы тут снимаете? – строго спросил. – Кто-то вам разрешил?
Нарышкин радостно закивал и ткнул пальцем в соседа.
– Илья Иванович, это ваш друг? А то бознат, кто в клуб наш шляется, а у людей, между прочим, рабочий
Серегин сосед пожал плечами – мол, какая разница: друг ли брат… просто хороший человек. Чудак! Уселся бы рядом да смотрел, что девчушки на сцене вытворяют. Куда торопится?
– Алдакушев вы чего молчите? Вы разговаривайте, вы беседовайте…
– Вот это дело я люблю! – неторопливо сказал Илья Иваныч и насмешливо посмотрел на подошедшего. – У меня, Алексеич, работа такая, культпросветовская – с людьми разговаривать. Садись, поговорим…
И Нарышкину:
– Мы тебе не мешаем?
– Некогда мне растабаривать, – коротко бросил строгий мужчина и пошел дальше, глядя на сцену.
– Местный участковый, – представил удалявшуюся спину Алдакушев. – У него дочка на сцене танцует.
– Наверняка офицер, а ведет себя как ефрейтор, – буркнул Сергей, не отрываясь от своего занятия.
На недоуменный взгляд барона цыган пояснил:
– Глазами должен все понимать, а он языком – ля-ля, ля-ля… То да се… Покажите ваш пачпорт!
Участковый сел в первом от сцены ряду.
На сцене кружились девочки младших классов.
– Которая его дочь?
Илья хмыкнул:
– Разве отсюда углядишь? Все они на одно лицо. Не зря он поближе к сцене подбился…
– А вот еще такой вопрос, – полюбопытствовал Нарышкин. – Наряды концертные кто шьет артистам?
– Мамы – кто же ещё!
– Значит, за свой счет?
– Из любви к искусству…
– Ну, понятно – для детей ничего не жалко.
– У тебя есть?
– Не женат ещё.
– Что так?
– А вот не встретилась та, единственная, на которой хотелось бы.
– Вот придешь на концерт, увидишь сколько красавиц в селе и не захочешь в свою столицу…
Илья умолк, продолжая раздумывать – как же бывает: красивый, умный и наверняка не бедный, а без своей половины?
Сергей, между тем, оценивающим взглядом смотрел на сцену, где танцевали девушки старшей группы.
Ему понравилось то, что увидел – стройные и красивые, как на подбор.
А потом вышла певица, от вида которой Илью на лирику потянуло. Оценив её внешние данные (голос и без них прекрасен) Серега с тоской подумал – вот ради такой он бы остался, но наверняка уже замужем, черт!
Нарышкин неожиданно лихо подмигнул солистке – будто она его могла видеть.
И хорошо, что не видела – из полумрака он мог красавицу разглядывать бесцеремонно и пронзительно.
Заметив эту увлеченность, Илья подсказал:
– Ирина.
– Замужем?
– Да.
– Я так и знал!
Московский гость был открыто недоволен, что приглянувшаяся ему красотка – чья-то жена.
Поглядывая на него, Алдакушев восхищенно сказал:
– Хорошо быть молодым, длинноногим…
– И богатым, – как бы между прочим, добавил Серега, – это тоже девушкам нравится.