Действующее лицо и исполнители
Шрифт:
– Ну, тогда точно отсюда женатым поедешь! – хихикнул Илья.
Не переставая снимать, Нарышкин смежил ресницы.
– Ты познакомишь меня с первой красавицей села, Иваныч?
– Постараюсь, товарищ отдыхающий. Проблем не будет. Женщины любят таких, как ты.
Честно признаться, выдержка Алдакушева начинала нравиться Нарышкину – ни слова пошлого не сказал о женщинах и половых отношениях. Не было на лице Ильи и тени намека на них – мол, мы понимаем, что отдыхающим надо. Он уважал всех
Серега взглянул на часы. Его пребывание в Хомутинино и СДК длилось всего час, но он уже чувствовал, как затихала в нем столичная и санаторская жизнь, ощущал новый, замедленный ритм существования.
– На ужин торопишься? – спросил Илья. – Теперь уже точно опоздаешь, если пешком пойдешь. Ну, ничего. После репетиции ко мне зайдем – я тебя покормлю.
Нарышкин по-хорошему улыбнулся Алдакушеву.
Умные, мягкие, интеллигентные глаза цыганского барона смотрели ласково на него, и в них чувствовалась доброта.
А ведь Серега ждал после откровенных своих признаний, что из припухлых губ Иваныча прольется снисходительное: «Сколько же тебе лет, дорогой?» А потом последует и тот вопрос, после которого новый знакомый не только сядет на шею гостю, но и свесит с него ножки: «Ах, ты ещё не женат? Как же так? Или бросил семью?»
Нет, ничего подобного не угрожало московскому блогеру – никто не собирался покушаться на его личные тайны и авторитет, а лишь приглашали к себе отужинать.
Нарышкин представил сцену.
Илья Иванович станет дружелюбно гостя угощать, а его неторопливый разговор будет занимателен и по-житейски мудр.
В мозгу Алдакушева, между тем, шла напряженная работа.
Да и Нарышкину было о чем подумать.
Сергей размышлял о том, что кажется столкнулся с выдающимся случаем в своей жизни. Ни его столичный цинизм, ни профессиональная проницательность, ни общеизвестная интуиция пока не могли обнаружить какого-либо корыстного интереса Алдакушева к нему. Ни признака наигрыша, ни зазубринки расчета, ни тени двуликости – ничего. Только – цельность, глубина, непосредственность. И доброта…
Очередной солист, замечательно исполнив популярную песню, прямо со сцены спустился в зал и подошел к ним. Пожал руку Иванычу, протянул длань московскому гостю.
– А вот и Сергей Кугель! – представил Илья. – Знакомьтесь. Наш гость из Москвы, Сергей Нарышкин. Меня прошу извинить – на сцену пора.
Барон цыганский ушел. Солист присел рядом.
Сергей Кугель в костюме и галстуке смотрелся городским жителем, хотя пиджак туго обтягивал по-сельски налитые здоровьем плечи. В уверенном взгляде светился покой целесообразности.
– Ты вот что, тезка, – деловито сказал Нарышкин, – зови меня просто Серега.
Они еще раз пожали друг другу
Там все двигалось и работало полным ходом – опять показались цыгане.
– У вас же самодеятельность? Вы же не за деньги? Так любите петь? – подкинул Нарышкин тему для разговора, продолжая снимать.
Мужчина был умен, откровенен – любил петь и свое село.
– Похоже, вы единственный солист в коллективе?
– Нет, ещё Никоноров поет, муж директрисы ДК. Но он сейчас в рейсе – дальнобойщик. Мальчишки-гитаристы вон подрастают. Не замрет культура села!
Нельзя сказать, что Сергей Кугель честолюбив и строит какие-то планы на сцене. Лицо и взгляд его были такие безмятежные, какие, наверное, должны иметь благополучие, счастье и удача.
Вряд ли у кого повернется язык назвать его «деревенщина» – ещё подумалось Нарышкину.
А эти безмятежные глаза… Сергей поклясться готов, что видел их ещё у кого-то.
– Красивая девушка тут пела… На вас похожа… Это ваша сестра?
– Дочь.
Нарышкин чуть мобилу не уронил. Покосился на соседа.
Отец и дочь – не фига себе! – да их же женить можно. Хорошо сохранился Сергей Кугель!
– Ваш талант унаследовала.
– Дальше пошла. Выучилась, методистом в клубе работает, поет… Я – солист художественной самодеятельности. Она – профессионал.
– Чем дальше, тем непонятнее, – себе под нос пробормотал Нарышкин. – В принципе общение двух людей способно дать только примитивную информацию…
– А вы хотите о ком-то писать?
– Снимать и выложить на свой блог. Уверен – сетевой бомонд ещё такого не видал.
Кугель промолчал. Он слушал Нарышкина лениво, безмятежным взглядом рассеянно смотрел на сцену и думал о чем-то далеком.
– Начинаю завидовать вам, – одобрительно сказал московский Сергей местному. – Живу в ваших краях четвертый день, но уже чувствую, как затихает во мне лихорадка городской жизни.
– У нас куда торопиться? – поддакнул Кугель и поднялся. – Ладно, пойду, мне пора.
Пошел к выходу из зала по проходу.
Блогер навел мобилу на его спину.
Одет с иголочки – думал Нарышкин о сельском артисте, вспоминая его анфас. – Материал костюма блестит и переливается, мягкий, но не мнущийся. Из нагрудного кармашка торчит уголок шелкового платочка. Галстук пришпилен к ослепительно белой рубашке. Носки, туфли… А запонки – настоящий малахит в золотой оправе… Интересно – это его концертная справа или обычный парадный костюм?
Безмятежность Сергея Кугеля очень понравилась Сергею Нарышкину.