Действующее лицо и исполнители
Шрифт:
А участковый, хлопнув ладонью по поручню кресла, поднялся и направился в сторону выхода из зала, заложив руки за спину – злой, презирающий москвичей и, в то же время, торжествующий.
Нарышкин сидел в неподвижной задумчивости.
На сцене снова постанывали неумелые гитары, и парни пели ломающимися голосами. А когда ушли со сцены, Серега подумал – играли и пели они замечательно: сладко и тревожно.
И дальше пошло-поехало – мир начал переворачиваться.
В чем-то прав участковый – скучно живет блогер Нарышкин:
Нарышкин зазнался от популярности блога. Он стал личностью только лишь от количества посещений. Ему предлагают баснословные деньги рекламодатели. А все остальные-прочие для него – бездари и кретины.
Участковый был прав, называя его стариком скучным и наивным первоклассником.
Не так надо жить, блогер Нарышкин – сам себе в мыслях сказал Серега. – Не так.
Потрясенный до глубины всем происходящим вокруг и своими открытиями, московский гость глубоко задумался. А когда снова вернулся в реальность, вслух выругался:
– Черт знает что!
Несколько минут приходил в себя, собирая из уголков души все, что разбросал участковый. И снова уверенный в себе блогер снимал на мобильник генеральную репетицию хомутиниского коллектива художественной самодеятельности.
Проходом в сторону сцены прошла дамочка, востренький взгляд которой так и кричал на него – незнакомый мужчина!
Нарышкин понял без подсказки – женщинка незамужняя.
После этого Серега прислушался к себе и понял, что хорошее настроение вновь вернулось. На душе стало спокойно и иронично. Он по-хорошему улыбнулся, вспоминая всех артистов, которых запечатлел.
Подошел Илья, уже без наряда.
– Я видел – ты с участковым болтал. О чем?
– Дал подписку ему о невыезде.
– Так это ж прекрасно! И не уедешь, пока не женишься. Что-нибудь сделаешь для села…
– Для села завсегда горазд!
Потом Серега улыбнулся и пожаловался Алдакушеву:
– Пронырливый капиташка положил меня на обе лопатки в интеллектуальном споре. Кстати, Иваныч, проверим твою эрудиция – ты знаешь, когда стрелялся Алексей Максимович Горький? Вот-вот…
Бывший цыганский барон:
– Тогда он еще не был Максимом Горьким.
Нарышкину сделалось совсем весело. Он бросил взгляд на сцену, на которой возникла неловкая пауза, покосился на туфли Алдакушева – а вот что сказать, не знал.
Сидит рядом с ним умудренный опытом и обремененный годами старший товарищ, чуждый сопливой сентиментальности (стихи читает от настроения), строгий, но справедливый, учит его уму-разуму. Насмешливые глаза его полны отцовской нежности…
– Участковый, в принципе, неплохой человек, – произнес Алдакушев. – Хотя я однажды сказал ему, что не уважаю таких,
– Почему же?
– Подраться не дал с одним негодяем.
– Так он же был прав! Драться нельзя в общественном месте. Аморалочка.
Илья разозлился, вспомнив минувшее:
– Некоторых только так и учат. Сейчас бы боялся, а не хамил из подворотни, как пес шелудивый.
– Ого, Иваныч! Так у тебя есть враги?
– Скорее – мне неприятные люди.
Нарышкин посмотрел на него насмешливо.
Да и Илья Иванович после минутной вспышки уже находился в хорошем настроении.
Серега подумал – в селе хорошо, спокойно и просто дышится; мир кажется понятным и приятным; можно думать и не думать, вспоминать и не вспоминать… И интернет есть. Может, действительно переехать сюда и не боятся гастрита, жениться на первой красавице, детей завести да жить–поживать. Денег у него полные закрома…
Нарышкин краешком уха услышал легкие шаги на проходе. Скосив глаза, увидел белую фигуру девушки, двигающуюся в сторону сцены. Узнал в ней ведущую.
Белый цвет концертного платья был ярок, насыщен, подчеркивал подробности идеальной фигуры. И общее впечатление было такое, что мимо проходит жданная неожиданность.
Действительно, в полумраке передвигалось летучей походкой нечто легкое, прозрачное, даже зыбкое.
Ещё Серега разглядеть сумел нежно-матовое лицо и тут же понял, что девушка по-настоящему красива. На сцене она казалась неприступной королевой, а сейчас близкой, простой и понятной…
– Женя, – окликнул Алдакушев, – куда торопишься? Посиди с нами.
И произошло странное – девушка решительно повернула к ним. И поскольку на крайнем кресле к проходу сидел Илья, а рядом Сергей, она протиснулась мимо них и присела слева от столичного гостя.
– Позволь представить тебе, Сергей, первая красавица села, Евгения – правда, в своем возрасте.
Пожимая руку московскому гостю (он, кстати, привстал и склонил голову), девушка славно сказала:
– Ах, какие пустяки, Илья Иванович.
И Нарышкин поцеловал ей руку.
Ни тени смущения на лице девичьем.
Было что-то артистичное в её движениях. Ей было все равно – где сидеть, с кем. То, что Серега – московский гость, не добавило к нему интереса в её глазах. Она, немного прогнувшись вперед, общалась с Ильей Ивановичем.
Нарышкин решил напомнить о себе.
Суждены нам благие порывы…
– Это кто написал – Пушкин или Лермонтов? Я, знаете ли, всегда их путаю. Меня только что пытал ваш участковый инспектор на предмет – интеллигентный я человек или нет?
Ведущая сцены и цыганский барон прервали беседу и посмотрели на Сергея.
В этот момент он уже набело, окончательно рассмотрел девушку и пришел к выводу – да, удивительно хороша!
От неё благоухало духами приятными.