Дезертир флота
Шрифт:
Вор печально наблюдал, как исчезает вода. Часть содержимого выплеснулось еще при передаче миски сквозь узость решетки. Пленник, рыжий и растрепанный, жадно пил, обливая узкий подбородок. Из двух пленников уцелел незнакомый Квазимодо парнишка. Пылкий гордец, именовавший себя князем, сгинул где-то в господских покоях. Интересоваться, как обошлась с ним злая судьба, было, понятное дело, неуместно. Впрочем, Квазимодо о столь бесполезных и грустных вещах не задумывался, рассматривал лицо живого молодого пленника и раздумывал, можно ли с ним говорить серьезно. Острое лицо с маленьким
Да, неблагодарное это рыжее племя. Квазимодо присел на корточки, держась от решетки на приличном расстоянии:
– Ненавидишь меня, рыжий? Небось придушил бы?
Фуа в своей клетке неуверенно засопел. Квазимодо не обратил на него внимания.
– Чего молчишь, рыжий?
Пленник молчал, скорчившись на тростниковой подстилке и обхватив себя за голые худые плечи.
– Онемел, что ли? – с досадой пробормотал вор. – Жаль, случая поболтать больше не представится.
– Что ты пристал, Ква? – прошептал фуа. – Не мучай. Тяжело ведь.
– Завтра еще тяжелее будет, – пообещал одноглазый парень. – А мучить я пока не хочу. Хотел спросить, что этот рыжий делать будет, если я камеру открою.
– Сначала твое горло, потом их, – протявкал-прорычал пленник.
– Опять горло? – обиделся вор. – Несерьезно. Ну и сиди здесь, дурачок.
Глаза рыжего блеснули золотистой ненавистью. Он припал к решетке, почти высунув нос в коридор.
– Головожоп лысый, шут. Если бы ты нам помог, вонючка сушеная, Той остался бы жив. Чтобы ты сдох позорнее его, бродяга гундосый. Ты ведь мог открыть нам дверь, парша облезлая.
– Да, ругаться ты умеешь. Послушай, я мог бы тогда попробовать открыть дверь, если бы твой дружок умел нормально разговаривать с возможными союзниками. И если бы мы договорились…
– Не смей называть Тоя дружком, трусливая шлюха. Ненавижу тебя, рабская морда. Коряга беззубая.
– Ты меня еще уродом одноглазым назови, – прошипел Квазимодо. – Недоумок рыжий.
Пленник оскалил многочисленные мелкие и, похоже, весьма острые зубы:
– Ненавижу. Раб. Предатель.
Квазимодо взял себя в руки:
– Да ненавидь сколько хочешь. Я вас не предавал, поскольку ничего вам не обещал. В последний раз спрашиваю: ты кого больше ненавидишь – меня одноглазого или лорда милостивого с леди прекрасной?
Рыжего пленника даже скрючило судорогой. Зашелестел тростник.
– Я бы их кишки по всему замку… – вибрирующе проурчал курносый парень.
– Вот это разговор, – пробормотал Квазимодо. – Значит, предлагаю сделку. Я тебе даю оружие и пробую выпустить из клетки. А ты меня слушаешься беспрекословно, пока из замка не выберемся. Там можешь идти на все четыре стороны, а если сильно будет свербеть, по-честному выясним, кто кого предавал. Как такие условия? Пойдут?
Пленник колебался лишь миг:
– Да. Пока в замке – ты командуешь. Клянусь.
Квазимодо поморщился. В клятвы он сроду не верил. Уж лучше расписки и векселя – их хоть по другому назначению использовать можно. Ну, сейчас один хрен.
– Жди. Сейчас оружие дам. – Вор подхватил миску и шмыгнул по коридору. Отдавать кухонный секач было жалко. Нож – еще жальче. Квазимодо решил расстаться с
Вор отнес новому союзнику древний «погубитель кур». Узкая ладонь метнулась из-за решетки, жадно ухватила растрескавшуюся рукоять секача. Через мгновение пленник обескураженно прошептал:
– Это что, оружие?
– А ты что думал, я тебе дарду [41] принесу? – поинтересовался Квазимодо. – Завтра весь замок в твоем распоряжении – хоть гномью сталь с гравировкой себе отвоевывай. Начнем после завтрака. Если кто из вас двоих сожрет что-нибудь или глоток воды сделает – я того в клетке забуду. Слышишь, Ныр? На свободе наедитесь.
Фуа промолчал, рыжий парень презрительно фыркнул. Ох, будет с ним хлопот.
День начался как обычно. Раздали завтрак. Обитатели камер безучастно принялись за еду. Квазимодо подождал, пока пока уйдут тюремщики. Теперь и у них, и у охраны время трапезничать. Вор быстро собрался. Широкие штаны пришлось подпоясать оторванной от набедренной повязки лентой. Вор спрятал на бедре нож. С таким «жутким» оружием наголо атаковать жестоко – противник со смеху помрет. Квазимодо окинул взглядом камеру – при любом раскладе вряд ли сюда вернешься. А матрац был неплох, да и одеяло хорошее.
41
Дарда – копье для пешего боя. Иногда на древке крепятся два валика, чтобы рука не соскальзывала при ударе.
– Не слопал чего лишнего? – прошептал вор, опускаясь на колени у клетки фуа.
– И тебе доброго утра, язва одноглазая, – пробормотал ныряльщик. В преддверии драки он явно чувствовал себя не лучшим образом.
– Та язва зажила, – успокоил Квазимодо, ковыряясь в замке. – Сегодня будут дырки в животе, обрубленные руки и прочие радости. Потом с нас сдерут кожу и посадят на кол.
– Ты чудесный утешитель.
– Ага. Я просто напоминаю, что будет, если мы станем сопли жевать.
Вскрывать замок, видя, что делаешь, одно удовольствие. Замок послушно щелкнул.
– Посиди пока, – остановил друга вор. – Я нашего буйного товарища попробую вытащить.
Фуа хмыкнул.
Квазимодо ковырялся со вторым замком. Рыжий узник ждал молча. Работая отмычкой, вор подумал, что спрашивать про отраву смысла нет. Этот рыжий поупрямее Лягушки будет. Жаль только, что наверняка и глупее.
Замок поддался.
Глаза узника сверкнули золотистым огнем ненависти.
– Повезло, – пояснил Квазимодо и на всякий случай отодвинулся подальше от двери клетки. Рыжий пленник мгновенно оказался в коридоре.
Вор оторопел. Нет, рыжий казался вполне человеком, не пауком каким-нибудь, но, как бы это сказать, женского полу. Поскольку одеждой, даже набедренной повязкой, он, в смысле она, отягощена не была, все доказательства оказались доступны взгляду. Квазимодо почувствовал себя обманутым. Кинул взгляд на выбравшегося из камеры фуа. Ныряльщик пожал плечами. Вот перепончатое затраханное! Ладно, потом разберемся, если живы будем. Судя по тому, как девка держит секач, загнать ее сейчас обратно в клетку будет трудновато.